— Я майор Головкин, — представляется он. — Приветствую вас. Слышал, что вы целым подразделением вступили в бой с немцами. Это нас очень заинтересовало. Прошу рассказать поточнее: где, когда и при каких обстоятельствах это произошло.
Один из офицеров садится, достает записную книжку. Фешюш-Яро взволнованно торопит Дешё:
— Ну говори же, ведь ты все знаешь, о твоей роте идет речь!
Дешё отдает честь, представляется, затем вынимает из кармана докладную записку и говорит по-русски:
— Пожалуйста, это официальный документ, в нем все сказано.
Бумага переходит от одного офицера к другому, но они, разумеется, ничего не понимают; в конце концов она попадает в руки переводчику, и тот негромко, но довольно быстро переводит; Головкин несколько раз одобрительно кивает, затем выходит из-за стола, чтобы получше разглядеть Дешё.
— Вот и прекрасно, — похвалил он. — Стало быть, вы уже начали борьбу против фашизма, теперь нужно продолжить ее.
В комнату ввалились связисты, они тянут за собой провод, шумят, устанавливая полевой телефон.
— Я, — говорит Геза, — врач, извините, гинеколог, и не имею никакого отношения к военным.
— Признаться, — говорю я, — мне тоже следует сказать, что я в той перестрелке не участвовал. Я только вчера присоединился к старшему лейтенанту Дешё.
Головкин кивает в знак согласия.-
— Хорошо, потом разберемся, это мелочи. Главное — где ваша рота?
— Не знаю, — отвечает Дешё.
— Ну что ж, у нас и без нее хватает солдат. Кроме, конечно, нилашистов и жандармов, они в счет не идут, и, разумеется, раненых тоже. Вы согласны поговорить с ними?
Дешё смотрит на него широко открытыми глазами.
— О чем?
— Сейчас создается новая, демократическая венгерская армия, которая вместе с нами будет громить немцев. Мне бы хотелось, чтобы в эту армию вступило как можно больше военных. Само собой понятно, мы никого не принуждаем. Но в конечном счете речь идет сейчас о быстрейшем освобождении вашей многострадальной родины от нацистской оккупации. Кроме того, я обязан сказать вам об этом, — тех, кто не вступит в нее, мы будем считать военнопленными.
— Я, — говорит Дешё, — не имею никакого представления о новой венгерской армии.
Фешюш-Яро укоризненно смотрит на него.
— Как же никакого? Разве не ясно, что она демократическая? И что сражаться будет против фашизма?
Кожа на лице Шорки натягивается и лоснится. Он уже распрощался со всем, подготовился к неизбежному плену, к самому худшему, что может постигнуть солдата, и вот вдруг перед ним распахнулись врата рая, можно снова идти в строю, сжимая в руках оружие, командовать, получать продовольствие, а это не пустяки, и чего тут долго раздумывать, надо скорее соглашаться, а не то, чего доброго, русский офицер возьмет свои слова обратно.
— Осмелюсь доложить, господин старший лейтенант, — говорит он, кусая от волнения губы, — какая ни на есть армия, а все армия… неужели вы, господин старший лейтенант, хотите отправить нас валить лес?
Головкин смотрит на часы.
— Ну, как? — спрашивает он, подходя к Дешё. — Мне кажется, что из здешних солдат вполне можно сформировать стрелковую роту. И я хотел бы видеть вас ее командиром.
Он стоит и ждет, ему хотелось бы услышать утвердительный ответ, он очень занят, и по прищуренным глазам заметно — его немного злит, что мы, только что освободившись из бункера, не ухватились за его предложение обеими руками. Но /Дешё, оставаясь верным себе, мудрит и на сей раз, то есть не считаясь со сложившейся обстановкой, начинает торговаться там, где это совершенно недопустимо.
— А нельзя ли, — просит он с выражением беспокойства на лице, — поподробнее узнать об этой новой армии? Например… кому она подчинена в военном и политическом отношении?
— В военном отношении, разумеется, будете подчинены нам. Думаю, что и вы считаете это само собой разумеющимся: создаваемая сейчас небольшая армия не сможет решать самостоятельно оперативные задачи на нашем фронте.
— Понимаю, но по распоряжению каких венгерских властей она организуется?
— Понял вас! Насколько мне известно, в Дебрецене формируется временное венгерское правительство. Возможно, оно уже сформировано. К сожалению, более подробной информацией не располагаю, до вчерашнего утра я тоже был боевым офицером, командовал батальоном и не имел возможности детально вникать в то, что не относилось к моим прямым обязанностям.
— Раз есть и венгерское правительство, — высказывается Галлаи, — тогда все сразу становится на свое место.
Читать дальше