Михаил Домогацких - Последний штурм

— Много, очень много хорошего слышала о вас от Дика, — сказала Джоан, протянув руку.

Юджин увидел молодую женщину с большими голубыми глазами и распущенными по плечам длинными волосами. У нее была мягкая улыбка, располагающая к дружелюбию, и Смит сразу почувствовал себя так, будто уже не первый раз приходит в этот дом.

Ужин был скромным, но приготовленный со вкусом, разговоры за столом шли в основном по принципу: а помнишь? Джоан, слушая мужчин, радовалась, что у ее Дика появился еще один хороший друг, да не просто друг, а друг из детства. Часа через два, когда и покушали, и навспоминались, Дик пригласил Юджина в свой кабинет. Там за низким кофейным столиком, в недорогих, но удобных креслах они много говорили, а главного и не сказали. И как к этому главному подступиться, не знали. Наконец, налив в стаканы виски и подняв тост за здоровье, Дик сказал:

— Ты знаешь, Юджин, я много думал о нашей предыдущей встрече. Я понимаю, что твое высокое положение обязывает тебя отстаивать официальную позицию правительства, но мне показалось, что ты вроде бы стоишь у развилки двух дорог. Не все тебя устраивает в политике. Скажи, я очень далек от истины?

— Ну, во-первых, я не занимаюсь политикой.

— Сейчас, Юджин, разреши тебя поправить, таких людей в Америке нет. Можно говорить о разных отношениях к политическим событиям.

— Согласен, — улыбнулся Юджин. — Я никогда не думал, что мне придется стоять у развилки дорог, как ты метко определил, и думать, куда идти.

Дик внимательно посмотрел на приятеля.

— У тебя что-то произошло в жизни, Юджин? В любом случае ты можешь рассчитывать на мою дружескую руку. Пусть она в прямом смысле у меня одна, но она крепкая.

— Спасибо, Дик. Понимаешь, я чувствую, будто зашел в тупик, из которого не могу выбраться.

— Я не настаиваю на уточнении, Юджин, но боюсь, что я не очень хорошо понимаю, о чем идет речь.

— Видишь ли, Дик, я узнал так много нового о войне во Вьетнаме, что мне порой становится не по себе.

— А разве есть в этом что-либо неизвестное? Тонкинская провокация, бомбардировки Северного Вьетнама, потом посылка нашей армии в Южный Вьетнам. И вот уже прошло почти шесть лет позорной войны, ради которой погибло столько молодых парней! А сколько их сложит голову в будущем?

— В том-то и дело, Дик, что война была запланирована заранее. Есть документы, убийственные документы об этом. Они чрезвычайно секретные, и разглашение их может привести к самым опасным последствиям.

— Да, секретные документы — это всегда игра с огнем, вдруг нечаянно уронишь искру на горючий материал.

— Боюсь, Дик, что я не выдержу адского напряжения и сломаюсь. Это будет конец всему, чему мечтал посвятить жизнь. Одним словом, — крушение.

— Ну, почему ты так мрачно настроен, Юджин? Ведь жила же Америка, не подозревая о существовании этих документов, проживет и дальше. Стоит ли терзать себя из-за этого? То, что говорит Америка в глаза своему правительству, куда важнее всех неизвестных фактов.

— Может быть, ты и прав, но мне-то как жить? То, что я знаю, будет меня терзать постоянно.

— А если как-то освободиться от этого груза опасных знаний?

— Рассказать о тайных планах?

— Может быть.

— Но это же — предательство. Разве я похож на предателя, Дик? — с обидой в голосе спросил Юджин.

— Прости, друг мой, я не хотел тебя обидеть. Мы ведь сейчас, как я понял, пытаемся найти какой-то выход из трудного положения, не так ли?

— Я не обижаюсь, Дик. Я просто слишком обостренно подхожу к оценке каждого своего шага. Ведь о моих сомнениях не знает ни одна живая душа, кроме тебя.

— Спасибо за доверие, Юджин. Я не знаю, что тебе посоветовать, все это настолько неожиданно для меня. Но мне кажется, что ты, проанализировав все тщательным образом, найдешь правильное решение. Только об одном прошу тебя: старайся не делиться своими сомнениями с людьми, которых плохо знаешь. Лучше вообще ничего не говорить. Пусть решит время.

— Время, — задумчиво произнес Юджин, — если бы оно могло подсказать выход. Ну ладно, Дик, мне уже пора. Пойдем, я попрощаюсь с твоей милой Джоан и поеду домой.

Прощание было действительно теплым и дружеским. Юджин сказал, что он впервые за долгое время так хорошо и легко чувствовал себя в этот вечер. Его приглашали приходить в любое время, когда только будет желание.

Он вышел на улицу, сел в машину и медленно поехал по спокойным в это время улицам. Уже подъезжая к дому, он вдруг почувствовал сверлящую мысль: все-таки надо что-то сделать, чтобы Америка узнала, как ее обманывали и как за этот обман она расплачивалась жизнями и кровью своих парней. «Но эта мысль уже не первый раз приходит мне в голову, — подумал он немного погодя, — но как быть с ней дальше? «Время решит», сказал Дик, а может, оно скорее убьет, чем решит».