Георгий Свиридов - Вовка - сын командира, или необыкновенные приключения в тылу врага

Проснулся Вовка уже вечером, когда солнце опускалось за горизонт. Он сел, поежился от прохлады, осмотрелся. От реки веяло сыростью. Вовка потянулся за одеждой. Рубаха и штаны высохли. Приятно было набросить на продрогшие плечи теплую, пахнущую солнцем и тиной рубаху.

Одевшись, Вовка поднялся и тут только по–настоящему почувствовал, как болели ссадины и ушибы. Особенно левое колено. Оно распухло и покраснело. «Перевязать надо», — подумал Вовка и вспомнил, что у него, кажется, был носовой платок. Грязный, в оружейном масле, в пятнах крови платок лежал в кармане. Но его всего хватило, чтобы один раз обернуть ногу.

Шагать с такой перевязкой оказалось нелегко. Боль усилилась. Некоторое время Вовка терпел, потом не выдержал и, сняв платок, сунул его в карман.

Страшно хотелось есть. Вовка рвал щавель, заячью капусту. От такой пищи еще только сильнее засосало под ложечкой.

Быстро темнело. Вовка решил дальше не идти. Он нарвал несколько пучков травы и сел на нее, положив голову на колени. Молча смотрел на реку, на ночной туман, что стлался над самой водой, и думал свою думу. Он не пугался наступающей темноты, не боялся леса, просто томило одиночество. С тоской вспомнил он дни, когда вместе с Санькой и Михасем ночевали в стогах. «Что с ребятами? Где они сейчас?» — эта мысль не давала ему покоя.

С легким шумом, угловато и стремительно пролетел над рекой козодой и, сложив крылья, сел на влажный песок у самой воды. Где–то спросонья закрякала утка.

Ночь прошла беспокойно. Вовка чутко прислушивался, вздрагивал от каждого шороха, от каждого всплеска волны.

Едва дождавшись рассвета, Вовка выбрался из–под куста и отправился снова в путь, на восток. Он опять обходил болота, перебирался через овраги, осторожно перебегал через открытые места. Сосновый бор сменился березовой рощей, потом густым осинником, а за осинником снова начался густой еловый лес, темный, труднопроходимый.

На третий день пути у Вовки во рту появилась такая оскомина, что он никак не мог заставить себя съесть хотя бы листик щавеля или кусочек гриба. Вовка попытался грызть кору молодых осинок, как это делают зайцы зимой, но кора была горькой, и Вовка долго плевался.

Двигаться вперед становилось все труднее. Силы таяли, Вовка часто останавливался.

На одной из таких вынужденных передышек его взгляд остановился на небольшом кусте, усеянном сочными красными ягодами. Они были очень красивы, таких Вовка никогда не видел. Не раздумывая, Вовка нарвал их целую горсть, сунул в рот и тут же стал выплевывать. Горечью обожгло язык, горло. К вечеру у Вовки разболелся живот, началась рвота. Корчась от боли, Вовка катался по траве и, держась руками за живот, беззвучно рыдал… Ему казалось, что он умирает, что нет спасения. Он мучился долго и только к ночи забылся глубоким сном.

Утром, когда Вовка открыл глаза, он не поверил, что жив. Пошевелил руками, ногами. С радостью посмотрел на небо, по которому плыли редкие облака, улыбнулся еловой ветке, что низко склонилась над ним. Вдали монотонно куковала кукушка. Вовка улыбнулся: «Я жив!»

Он сел на траву. Кружилась голова.

Солнце пригревало спину, и Вовка снова лег. Вверху, прыгая с ветки на ветку, проскакала рыжая пушистая белочка. Она на мгновение задержалась над Вовкой, посмотрела на него глазами–бусинками и, мелькнув хвостиком, скрылась в чаще леса.

К полудню ему стало лучше. Он встал и, шатаясь, добрел до березки. Обхватив ее, некоторое время отдыхал. Тут его взгляд остановился на корявой сухой ветке. Нагнулся, поднял ее. Она была длинная и достаточно крепкая. Вовка попытался было ее обломить, но не хватило сил. Тогда он заложил ее между двумя стволами березок и надавил всем телом. Ветка треснула и переломилась.

«Хорошая палка получилась, — подумал он и попробовал на нее опереться. — Крепкая, выдержит».

От дерева к дереву Вовка продолжал путь.

На шестой день вдалеке послышались глухие человеческие голоса. Вовка насторожился. Забывая об опасности, он кинулся в ту сторону, но споткнулся, упал. И тогда, плача от отчаяния, Вовка закричал. На крик никто не откликнулся. Подняться уже не было сил, Вовка лежал на земле, усыпанной прошлогодней хвоей, и горько навзрыд плакал.

Но что это? Голоса послышались совсем близко.

— Кажись, кто–то кричит, — тихо произнес партизан Иван Супонин, останавливаясь и прислушиваясь.

— Вроде бы голос человеческий, — ответил Василий. — Но ты сам говорил, что на много верст вокруг нет людского жилья.