Георгий Свиридов - Вовка - сын командира, или необыкновенные приключения в тылу врага

— Ком! Шнель! — и толчок в спину, такой, что Вовка еле устоял на ногах. — Шнель!

Его вели к правлению колхоза. Луч карманного фонаря выхватил из темноты часть танка. На приплюснутой башне был нарисован крест. У Вовки мурашки побежали по спине. Что же теперь с ним будет? Он невольно вспомнил книжку про войну и Мальчиша—Кибальчиша, которого пытали враги, требуя, чтобы он выдал военную тайну.

Перед домом правления стояло еще два танка и три тупоносых грузовика. Когда подошли ближе, Вовка чуть не вскрикнул. Он увидел силуэты повешенных Их было трое: женщина и двое мужчин. У Вовки сжалось сердце.

— Шнель!

Получив увесистый подзатыльник, Вовка поспешил к освещенному входу.

В большой комнате, которая еще вчера была кабинетом председателя за тем же письменным столом сидел тощий длиннолицый немец в сером мундире с витыми погонами на плечах. Откинувшись на спинку кресла, он курил сигарету. В комнате сидели еще несколько немцев и один русский мужик с хитрым лицом.

«Предатель», — подумал Вовка.

Солдат, приведший Вовку, шагнул вперед, стукнул каблуками, вскинул руку и быстро по–немецки что–то доложил длиннолицему. Тот, не вынимая сигареты изо рта, спросил по–русски, показывая на Вовку:

— Кто он есть?

Мужик с хитрым лисьим лицом вскочил и дважды угодливо поклонился:

— Уже опознал, ваше благородие! Тутошний… то бишь, приезжий мальчонка, сын командирский, майора Батурина. Внук вон той старой стервы, что болтается в петле. — Он кивнул в сторону окна.

У Вовки дрогнули колени.

— Бабушка! — закричал он и кинулся к двери, но тяжелый удар сбил его с ног. Вовка больше не слышал, что говорил мужик немцам, что приказал длиннолицый своим солдатам, не чувствовал, как его тащили по земле.

Мальчишку швырнули в сарай, как мешок с опилками сбрасывают с подводы. Но он не упал, его подхватили чьи-то руки. Он не слышал, как старая учительница Антонина Ивановна горестно произнесла:

— А дети чем провинились?

В сарае было темно и душно. Кто–то чиркнул спичкой, и несколько человек склонились над мальчишкой.

— Не из нашей деревни, — сказала Антонина Ивановна. — Как он попал сюда?

— Беженец, наверно.

— А я, кажется, где–то видал его, — тихо сказал Илларионыч, старый колхозный счетовод.

Спичка погасла, и в сарае снова стало темно. Вовку уложили на землю у самой стенки.

Бабка Егориха, мать председателя колхоза, намочила в ведре платок и положила Вовке на голову.

— Зверюги окаянные, даже детей не жалеют!

Мария Батурина сидела в дальнем углу, качая на руках двухлетнего сына. Охваченная недобрым предчувствием, она стала пробираться, расталкивая в темноте людей:

— Дайте взглянуть… Посветите, люди добрые…

К Вовке медленно возвращалось сознание. Холодный компресс привел его в чувство. Не открывая глаз, Вовка слушал разговор, еще не понимая его смысла. Он доносился глухо, словно через толщу ваты. Так бывает, когда накроешься с головой теплым одеялом да еще нырнешь под подушку. Голоса слышишь, а разобрать слов не можешь.

— Пить, — простонал Вовка, — пить…

В дрожащем свете спички Мария сразу узнала его.

— Вовка! Ты?! — не помня себя, она оттолкнула Илларионыча и схватила Вовку за плечо. — Где мой Семен? Слышишь, где дядя Семен?

Дрожащим, прерывающимся голосом Вовка рассказал все, что произошло на станции. В сарае стало тихо. Слышно было, как за стеной шагает конвоир. И тут в темноте раздался отчаянный жалобный крик: «А-а!» — перешедший в пронзительный плач с причитаниями.

— На кого ты меня бросил, сиротинушку!.. Как же я буду жить–маяться…

В голосе плачущей женщины звучало столько горя и отчаяния, что никто даже не попытался ее утешить.

Вовка понял: дядя Семен в деревню не возвращался. Значит, и мать тоже не вернулась. Они погибли вчера там, на станции… К горлу подкатил ком. Все, что он видел, что пережил за сутки, было на самом деле. Нет больше у него ни мамы, ни бабушки… Он остался один!

Что же с ним будет?

На следующий день, к вечеру, послышались шаги, раздалась отрывистая команда. Потом загремел засов, и широко распахнулись двери. В сарай вбежали два солдата. Размахивая автоматами, они стали выгонять арестованных на улицу.

— Шнель! Шнель! Давай!

Вовка вышел вместе со всеми. Солнце ослепило глаза.

Солдаты хмуро поглядывали на арестованных, держали автоматы наизготовку. Вовка осмотрелся. На улице никого не было, танки уехали. На телеграфных столбах провода оборваны. Около магазина толпились немецкие солдаты, вытаскивали ящики с водкой, горланили песни. Двое, хохоча, играли буханкой хлеба в футбол.