До полудня малочисленный гарнизон еще кое-как сдерживал атаки врага. Потом стало ясно, что рубежи не удержать. То тут, то там немцы прорывали оборону. Ценой огромных жертв моонзундцы все еще сдерживали противника. Приказа отступать не было, да и куда отступать — сзади море. Каждый боец понимал это и стоял насмерть.
В штабную комнату к коменданту вошел капитан Никифоров. По сумрачному лицу расстроенного командира 316-й батареи Константинов понял: что-то случилось. Прислушался: батарея не стреляет. «Неужели башни вышли из строя? — обожгла его догадка. — Тогда конец… На рубеже подразделения не продержатся и часа».
— Докладывайте, Алексей Александрович, — поторопил Константинов.
Никифоров вытер лоб, виновато откашлялся.
— Прошу временно прекратить стрельбу, — сказал он.
— Что?! — Комендант встал, подошел вплотную: — Что вы говорите, товарищ капитан?!
— Стволы орудий накалились, товарищ полковник. Сжатого воздуха в баллонах почти нет, продувание слабое. Нам даже некогда заменить баллоны, — сказал Никифоров и совсем тихо добавил: — Еще несколько залпов — и лейнера выйдут из строя…
Как артиллерист, Константинов понимал, что Никифоров нрав: орудия рассчитаны на определенную продолжительность стрельбы. Но, как командир окруженного гарнизона, он знал, что без методического огня тяжелой батареи по противнику защитникам полуострова не устоять на позициях.
— Приказываю огонь продолжать! — повысил голос комендант. — Обливайте стволы водой, делайте что хотите, товарищ капитан, но стрельбу не прекращать! Выполняйте.
— Есть! — вытянулся Никифоров и, круто развернувшись, вышел.
Вскоре стены подземного блока потряс залп первой башни, потом второй. Константинов устало опустился на стул, потер гудящие от бессонницы виски. Зазвонил телефон. Начальник штаба снял трубку.
— Командир двадцать шестой батареи лейтенант Галанин, Александр Сильвестрович, — сказал Савельев.
— Что у него?
— То же, что и у капитана Никифорова: стволы накалены.
— Пусть принимает все меры, но стрельбы не прекращать! — распорядился Константинов.
Савельев передал слова коменданта. В трубке послышался тяжелый вздох.
В комнату влетел радист. Глаза его возбужденно блестели.
— Срочная радиограмма, товарищ полковник, из штаба флота…
Комендант взял бланк, кивком отпустил радиста. Прочитав радиограмму, свободно вздохнул и, расслабившись, опустился на стул. Начальник штаба нетерпеливо ждал, не решаясь спросить о содержании радиограммы.
— Командующий приказывает оставить Хиуму, эвакуироваться на Ханко, — наконец произнес Константинов.
— Когда? — спросил начальник штаба.
— Сегодня. Корабли с Ханко должны выйти за нами.
Комендант встал, надел фуражку.
— Прошу вас, Павел Васильевич, срочно определить порядок эвакуации. В первую очередь, конечно, раненых, а я постараюсь связаться с Ханко, — сказал он и вышел из комнаты. По бетонированной подземной патерне он прошел в радиорубку и приказал радистам связаться с Ханко. Когда связь была налажена, комендант попросил уточнить количество кораблей, шедших на Хиуму, и примерное время их прибытия. Ответ озадачил его: корабли с Ханко еще не выходили из-за разыгравшегося шторма, поэтому эвакуация перенесена на 19 октября.
Из радиорубки полковник Константинов поднялся на командный пункт батареи, где находился Никифоров. Капитан высчитывал исходные данные для стрельбы, которые устанавливал на приборах краснофлотец Сабельников, и затем передавал их командирам башен. Комендант поглядел в амбразуру на море и ужаснулся: вода стала седой от клубящейся пены. По-осеннему тяжелые шеренги белогривых волн с шумом катились из-за серого горизонта на остров. Свирепый норд-ост кидал их на каменистый берег, с грохотом обрушивая на землю тысячи тонн свинцовой воды. Совсем низко, чуть ли не задевая рваными краями за гребни волн, неслись на остров облака и быстро скрывались за лесом. Тонкие сосны выгибались дугой под напором ветра; казалось, вот-вот их выдернет с корнем и откинет далеко вперед. Даже чайки, эти бесстрашные птицы, не кружили над бушующим морем, предпочитая отсиживаться за скалами.
— Восемь баллов шторм, — пояснил Никифоров.
«Да, в такую погодку нечего и думать об эвакуации, — размышлял Константинов. — Если корабли из Ханко и смогут выйти в море, то к нашему берегу им не пристать. Волны разобьют о прибрежные камни…» Комендант вернулся в штабную комнату. Полковник Савельев протянул ему исписанный лист бумаги:
Читать дальше