Юрий Виноградов - Хроника расстрелянных островов

— Дай бог, как говорится, нашему теляти немецкого волка задрати, — задумчиво сказал он, явно проникаясь симпатией к сердитому и строгому командиру отряда моряков.

Волков послал в лес шестерых батарейцев, назначив старшим краснофлотца Зазулина.

— Ударьте с правого фланга, отвлеките огонь фашистов на себя, — приказал он и поторопил: — Да побыстрее, товарищи!

Минут через пять в лесу раздалась частая стрельба: Зазулин вступил в перестрелку.

— Пора! — сказал Волков командиру инженерной роты и, не оглядываясь, пошел на завал. Краснофлотцы и красноармейцы двинулись за ним. Немцы заметили цепи моонзундцев, открыли автоматный огонь. Кое-кто из бойцов выстрелил в ответ из винтовки, хотя команды и не было: сдали нервы. Внимание всех было приковано к черной шинели и кожаной шапке-ушанке старшего лейтенанта Волкова, шедшего впереди. От него ждали чего-то особенного, ему верили, на него надеялись.

Огонь со стороны немцев усилился, хотя и чувствовалось, что стреляют они беспорядочно. Появились первые убитые и раненые у моонзундцев, а сигнала атаки все не было. Казалось, самообладание вот-вот покинет бойцов и они повернут обратно или — в лучшем случае — лягут на землю, чтобы спастись от свистящего вокруг гигантского роя вражеских пуль. И тут наконец наступила разрядка. Волков метнул в завал гранату, призывно крикнул и бросился вперед. Широкое «ура!» разнеслось по лесу; приминая кусты, моонзундцы бежали к завалу, точно за ним было единственное спасение от пуль.

Первыми врукопашную схватились моряки, стремясь оттеснить гитлеровцев от бронетранспортеров. Слева врезались в гущу врагов строители.

Расчет первого орудия, в котором находился и краснофлотец Панкратов, дрался рядом с командиром батареи. Командир орудия пытался оттеснить Волкова за свой расчет, но старший лейтенант рвался в самую гущу схватки, увлекая за собой краснофлотцев. Панкратов понял замысел своего командира, намеревавшегося сберечь увлеченного боем комбата. Ловко орудуя штыком, он пробрался к сержанту; Волков оказался за их спинами.

Отпор немцев стал заметно ослабевать. Они начали группами откатываться назад.

— Отступают, отступают! Наша взяла! — радостно закричал Панкратов. До его слуха донеслась резкая автоматная очередь. Приподнял голову и метрах в сорока от себя увидел комбата Волкова, уткнувшегося лицом в землю. Его подняли на руки два краснофлотца и понесли в тыл.

— Что у него? — спросил Панкратов.

— Разрывной пулей в живот…

— Живой хоть?!

— Наповал…

Командир орудия стиснул зубы, выругался:

— Эх, не уберегли… Батю нашего не сохранили…

Панкратов перевязал командира орудия.

— Вот и все. Рана пустяковая. Быстро залечат в госпитале. Денька через… — он не договорил, почувствовав, как в спину точно забили гвоздь: до слуха донеслась короткая автоматная очередь. Оглянулся: откуда же стреляют? Ведь, кроме убитых и раненых, на поляне никого нет. Заметил качнувшийся кустик. Хотел выстрелить по кусту из винтовки, но не хватило сил поднять ее. Да и не нужно было уже самому стрелять: туда побежали два санитара, подбиравшие раненых бойцов. — В спину ударили, гады, — произнес Панкратов и замер от неожиданности: командир орудия был мертв, из виска его текла кровь…

Вернулись санитары.

— Добили там одного…

— А как наши? — спросил Панкратов.

— Ликвидировали прорыв.

— Ну и слава богу! — облегченно прошептал Панкратов и, закрыв глаза, стал терпеливо ждать, когда санитары наложат ему повязку на рану.

…Полдня отбивал атаки противника на центральной дороге отряд краснофлотцев лейтенанта Быстрицкого. Немцы ничего не смогли сделать с хорошо укрепленным участком обороны моонзундцев, особенно с двумя бетонированными дотами, из которых били пулеметы. Вместе с майором Навагиным Быстрицкий заранее расчистил от кустарника секторы стрельбы, и теперь противник был виден издалека. Особенно метко вел огонь из своего ручного пулемета краснофлотец Коваленко, за три дня до этого присланный с 12-й береговой батареи на Тахкуну. У себя на батарее Коваленко был в расчете третьего орудия снарядным. Много ему довелось своими руками подносить и класть на лоток для заряжания орудия трехпудовых снарядов. Работа снарядного самая тяжелая на батарее, а он не жаловался на слабость: едва ли кто из артиллеристов мог дольше его подкидывать двухпудовую гирю или выжимать на руках ящик со снарядами. Коваленко не хотелось уходить с орудия: батарея ведет огонь но врагу, а его на грузовой машине отправляют на Тахкуну, в тыл. Три дня Коваленко не находил себе места: его товарищи на 12-й береговой батарее ведут бой, а он спокойно отсиживается в доте и от нечего делать чистит и без того уже чистый ручной пулемет Дегтярева. И только сегодня он оказался в настоящем деле. Ствол его пулемета полыхал от перегрева.