Иван Василевич - Подвиг живет вечно (сборник)

Откуда-то издалека, постепенно нарастая, приближался тяжелый, металлический гул. Чуть слышно подрагивал земляной пол, на котором мы сидели.

— Танки… — сказал майор и крепче обнял меня. Я уткнулась лицом в колючий ворс его полупальто.

А гул приближался. Вот уже загрохотало, казалось, все вокруг, и только тонкая дощатая стенка сарая отгораживала нас от этих грозных махин.

«Неужели есть где-то на свете Москва и в ней — мол дом, над которым уже не летают фашистские бомбардировщики? Неужели где-то на свете есть тишина и никто не грохочет вот так жутко вокруг тебя и над тобой?! Как же мне страшно!..» Я не призналась майору в этих мыс- лях, ничего не сказала ему ни о моем доме, ни о Москве. Он, наверное, понял все и без слов, потому что, когда вновь возвратилась тишина, не отстранился от меня, а, слегка укачивая, как маленького ребенка, тихо, шепотом запел свою любимую песню:

Я рассмеялась и сказала:

— Это будет очень впечатляюще: в Москву, на улицу Достоевского — «на горячем, боевом коне»!..

Утром Яничка торопливо передала нам завтрак и, не спускаясь в бункер, шепнула сверху:

— Сидите тихо. Пришли солдаты — семь человек. Ищут квартиру. Постараюсь отказать. Сейчас я их усадила за стол, подала бутылку шнапса…

Мы примолкли. Потянулись минуты ожидания — долгие и напряженные, как бывает в подобной ситуации. Вскоре послышались голоса, громкая, резкая речь — сначала у входа в сарай, потом ближе, но немного в стороне от бункера. Мы разом посмотрели наверх и… обмерли: убегая, Яничка впопыхах не прикрыла вход в бункер.

А разве какой-нибудь солдат пройдет мимо черной квадратной дыры в полу того сарая, где собирается разместиться? Мы пропали!

Шаги Янички и солдат приближались, их разговор становился слышнее. Мы встали, молча сгрудились у входа. Майор, как всегда, впереди. Приготовил лимонку. Слегка загородил меня плечом. Я достала из кармана жакета револьвер. Взвела курок. Партизаны и Василий тоже стояли наготове. Оставались считанные секунды до того страшного, что должно было произойти вот-вот сейчас… Мы хорошо знали, что ни одному из нас не уцелеть. Но майор неслышно переступал с места на место, чтобы полностью загородить меня собой. Спорить с ним не было возможности. Мы все стояли не дыша…

Голос Янички приближался, вот он раздался совсем рядом… у входа… И тут же мы услыхали ее быстрые удаляющиеся шаги и медленный тяжелый топот сапог следом.

Увела!

Мы переглянулись, еще боясь поверить, что опасность миновала. Потихоньку присели на нары, все еще держа оружие в руках. Столько решалось в эти минуты, что шутить по поводу пережитого ни у кого не возникло желания. И потому, что очень хотелось жить, и потому, что дело еще не было завершено. Очень всем нам хотелось увидеть победу, увидеть лично полный разгром врага. И не только увидеть, но и руку приложить к этому разгрому, самим в нем участвовать. И для этого нам нужно было остаться живыми!..

Весь день майор был немногословен, сдержан. После обеда Яничка пришла за ним и так же, как ходила сама, по потолку увела его в свою комнату. Для переговоров с фабрикантом. Из-за этих-то переговоров майор и остался на сутки в бункере Янички.

Один из богачей Устрони, фабрикант, с самого возникновения в Бескидах движения Сопротивления сочувствовал партизанам, помогал им деньгами и продуктами. Вот этот фабрикант и упросил Яничку организовать ему встречу с майором, о котором с самого момента выброски нашей группы знал от местных партизан. С одной стороны, фабриканту очень импонировало, что в Бренне действует Партизанская республика, народная власть, с другой… Приближается фронт, а это значит, что приближается конец войны, начало новой жизни в Польше, как-то она сложится?.. Было много вопросов, на которые он хотел получить ответы от советского майора, получить уже сейчас. Может быть, и такие: что нужно сделать, чтобы скорее пришла Красная Армия, какое участие он может принять в этом? Какая помощь необходима Партизанской республике — он готов оказать ее…

Вероятно, были и какие-то другие вопросы у фабриканта, но, когда майор возвратился в бункер, я не стала расспрашивать его о подробностях разговора, да он, наверное, не стал бы их передавать. Меня уже тревожило другое: предстоящая нам разлука и отсутствие даже малейшей надежды на скорую связь с Центром. Но майор сказал неожиданно: