Мариам Ибрагимова - Полковник Яковлев. Ученый на старте

– Пеших нет, только танки и бронетранспортёры, замыкают колонну мотоциклисты.

– Это немцы.

В сотне шагов, на склоне холма, поросшего кустарником, за которым поднималась стена леса, Яковлев разглядел опрокинутую пушку.

– Взгляните, – обратился он к майору, – это же полевая пушка, от неё тянутся следы дивизиона или батареи, поддерживающие пехоту.

Орлов опустил бинокль. Вдруг небо дрогнуло.

– Бомбардировщики!

Орлов скомандовал: «Рассредоточиться!»

Бойцы рассыпались по оврагу и кустам. Чёрные точки, уже хорошо видимые, стремительно нарастали, из «брюха» вывалились огромные бомбы. Транспортная колонна – от хвоста до головы – вмиг превратилась в обломки, объятые пламенем. Обезумевшие от страха лошади рванули в разные стороны. Валясь на землю, судорожно били копытами, призывно ржали.

Сбросив смертоносный груз, «мессеры», набрав высоту, скрылись за горизонтом. А на смену им хищной стаей неслись новые и, зависнув над рожью, словно нащупывая оборонительные укрытия, методично обстреливали каждый куст, каждый бугор. Сделав чёрное дело, словно стервятники, насытившиеся человеческой кровью, исчезли. Оставшиеся в живых бойцы поднимались и спешили на помощь раненым. Делали всё молча, напряжённо. Раненых Орбит приказал увести с собой, а мёртвых похоронить прямо в поле. Поредевший батальон, собрав среди обломков всё, что могло пригодиться, двинулся к лесу. Пулемётчик, до бомбёжки спрятавший пулемёт, взвалив его на плечи, догнал колонну. Это было единственное на весь отряд оружие.

Когда лесная чаща надёжно укрыла отступающих, Орбит выставил караульных. На западе, словно пламя огромного пожарища, догорали последние лучи заходящего солнца. Танки гигантскими черепахами ползли по морю хлебов и создавали ощущение нереальности угрозы. Лишь осознание собственной беспомощности перед силой этих железных чудовищ до боли сжимало сердце, душу сковывала свинцовая тяжесть, неведомая раньше. Война перевернула жизнь и судьбу многих – то омрачая сознание, то обжигая вспышкой неутолимой жажды мести.

– Неужели не хватит у нас сил противостоять этой слепой стихии? – Яковлев ладонями стиснул виски. – Ах, если бы выжить, но не для мук, а для борьбы, чтобы мстить, мстить врагу до конца жизни… И если на небе боги в моей мести и мести народа увидят справедливость, пусть совершат кару над извергом.

Словно в полусне одолевали капитана эти мысли, когда вдруг прогремел взрыв фугасного снаряда. Яковлев вздрогнул всем телом и выхватил пистолет.

– Ложись! – услышал он команду Орбита. – Всем отползать назад!

Рядом раздалась автоматная очередь. Следовавшие за танками бронетранспортёры развернулись и дали несколько залпов в сторону отряда. В сумерках удалось незаметно скрыться в лесу. Оставаться здесь на ночь было опасно: враг не просто рядом, а идёт след в след. И кто может отрицать, что они не окажутся в окружении?

Орбит разбил батальон на группы. Из каждой попросил выйти по добровольцу, согласных на разведку. Спросил, откуда родом, из села или города. Тех, кто оказался деревенским, оставил при себе, городским приказал вернуться в свои группы. Этот его поступок озадачил Яковлева, он стал раздумывать над его решением и только утром, когда измученные, измотанные бездорожьем и голодом бойцы свалились на сырую землю, спросил:

– Почему забраковал городских?

– Всё просто: сельские непривычны куличным фонарям, к электрическому свету, у них, как у волков, хорошо развито «ночное» зрение. А для разведчика это немаловажно.

Шёл седьмой день войны… Разведчик, переодетый во всё деревенское, догнал группу беженцев, спросил старика:

– Случайно, не из Минска?

– Нет, из села в хутор перебираюсь. В городе делать нечего, там хозяйничают немцы. Сам-то откель будешь?

– Приезжий я, из Смоленска.

– Так быстрее уноси ноги, фрицы хватают всех без разбора, в особенности окруженцев. Никакие документы им не указ. – Помолчав немного, добавил: – Днём на дорогу не высовывайся, лесом иди. Встретишь партизан или кого из военных – просись к ним, они помогут, ежели нужным им человеком окажешься.

– А местных трогают?

– Не то слово – страшный суд чинят. Хутор мой сожгли, девок на работы в Неметчину угнали.

Разведчик вернулся, доложил майору обо всём, что говорил ему старик.

– Как стемнеет, двинемся дальше, – заключил Орбит.

– Голод замучил, товарищ полковник, пупок к позвоночнику прирос. От сухого пайка и крохи не осталось.