Борис Цеханович - Рейд Дилетантов

Майор, с импровизированным посохом в руках, неловко топтался у крыльца, норовясь и прицеливаясь задницей как-то так присесть на крыльцо и не потревожить раненую ногу. Примерился и решительно хлопнулся задом рядом с начальником и облегчённо выдохнул: – Фуууу… Вот если бы мне кость перебили, я б тогда Сергей Иванович, точно от этого дела отмазался и тихо хихикал, лёжа на кровати. А вокруг меня медсёстры крутятся в коротеньких халатиках…, а их за попку, за попку… Мне ведь, как раненому герою, это позволительно. Но вот досада…, сквозное ранение и куда мне теперь, как не говно вместе хлебать…., – Сысков с Загорским перекидывались словами, со стороны шутливыми, и может быть какого-нибудь сугубо гражданского и покоробило от такой военной чёрствости – Люди погибли, а они тут между собой шуткуют… Но тут сидели профессионалы. Которые прошли через многое и многое видели, чего гражданские не видели даже в кино. И сейчас, перекидываясь мячиками слов, они психологически готовились, настраивались к новому этапу действий и отнюдь не лёгкому этапу.

– Ладно…, ладно…, расшутился. Как там у тебя? – Ворчливо произнёс генерал довольный, что он не один.

– Да нормально. Закололи, забинтовали… Вот видите…, даже хожу немного. Правда, ходить много мне не разрешают, но я и сидя могу работать. Голову ведь не прострелили.

– Да…, ещё бы голову тебе прострелили. Мне бы твоя Зина, мою бы голову оторвала и не посмотрела, что я генерал. А так скажу – Погано мне…, ой как погано. Загубили мы парней ни за что ни про что…, – генерал помотал поникшей головой и надолго замолчал. Потом справился с собой и предложил, – Как хоть произошло? Рассказывай….

Загорский тяжело вздохнул и понурил голову: – Сергей Иванович, я ведь тоже виноват. Расслабился на этой посольской работе. Всё забыл, весь наработанный опыт просрал. Если бы я сработал профессионально, когда остановились на дороге в джунглях. Спешились, выставил наблюдателя спереди, сзади…. А я как лох…. Вместе со всеми скучился за машиной…. Вот Никитин и погиб из-за этого.

Генерал болезненно поморщился: – Геннадий Петрович, хорош… И так на душе тошно. Давай собирайся, сейчас нужно всё чётко оценить и принимать решение. Потом всё будет… И объяснительные…, и обвинения….. До конца жизни….

Майор зло вскинулся: – Ни хера кубинцы не владеют обстановкой в окрестностях. Всё звиздели, что тут они всё контролируют, чуть ли не каждый житель завербован ими, что контрас сюда нос боится сунуть. Тут они…, контрас… Мы не заметили, вернее я прошляпил, а на нас вышел передовой дозор. Блядь…, а Поташников-то, молодец. Первый троих срезал. Правда, потом испугался…

….. – Приехали. Слезай. – В кузове бодро зашевелились, а Скачков открыл дверцу и с картой в руках выскочил на обочину, если так это можно было назвать. Буйная, густая растительность почти вплотную подступала к дороге, закрывая обзор со всех сторон.

Загорский заглушил двигатель и, убаюканный мирным видом узкой дороги, просматриваемой метров на пятьдесят вперёд, беспечно вылез из кабины и пошёл за машину. Здесь уже крутился на месте Скачков, ориентируя карту по развилке дорог в двадцати метрах сзади. Никитин, задрав голову, распоряжался разгрузкой. Хотя чего тут распоряжаться: люди сами, не спеша слезали, подавали вещмешки и оружие. Кто получил своё, сразу лезли за сигаретами, зная, что это последние сигареты. Скачков вчера строго предупредил: – Парни, вышли на марш – курево под строжайшим запретом. В джунглях и в лесу запах сигаретного дыма, выдаёт сразу и издалека…., – вот и доставали и курили. Среди них, как молодой солдат, заполошно метался Поташников, а потом подскочил к Скачкову, склонившимся с Никитиным над картой.

– Валера, ты вчера про медицинский жгут говорил, а я забыл….

– Да и хрен с ним теперь, – отмахнулся Скачков, а Загорский засмеялся и подсказал.

– Иди в кабину, там в ногах аптечка валяется. Может быть, там есть…

Вот эта бестолковая суета Поташникова и спасла всех от мгновенного уничтожения. Майор, из-за кузова, выскочил к кабине и в ужасе застыл, мгновенно покрывшись обильным холодным потом. По дороге к машине, молча бежало восемь вооружённых человек, со сверкающими мачетками в руках. Окинув их стремительно-испуганным взглядом, Поташников как-то сразу понял, что это не безобидные грибники и не лесники, или заблудившиеся никарагуанские мирные сельчане, бегут к нему чтобы спросить дорогу к дому – а это подлые контрас, у которых помимо мачеток в руках, ещё виднелись и автоматы, и бегут они убивать. Убивать его – МАЙОРА, ОТЦА семейства и просто человека, желающего и жаждущего прожить ещё как минимум лет сорок и умирать он совсем не хотел. Майор попытался предупреждающе крикнуть, но горло от ужаса перехватило и из-за этого ничего не получилось. Но годы военной службы, даже такие бестолковые как у Поташникова, не прошли зря – руки в это время автоматически делали своё дело: сдёрнули с места предохранитель, попав сразу на автоматический огонь, стремительно передёрнули затвор и одновременно с прорезавшимся пронзительным криком: – А ёб…. Твою м…ть…., – прямо в упор, в грязные и потные рожи нападающих, дали очередь в десять патронов. Даже если майор и хотел промазать – промазать было просто невозможно. Головы у двоих лопнули, как перезрелые арбузы, выкинув вверх кровавым облаком ошмётья мозгов и чего-то другого и красно-мелкого, чему обезумевший майор не мог дать определение. Ещё двое, наткнувшись на пули калибра 7.62, отлетели сломанными куклами к кустам. Но остальные рвались вперёд и жаждали крови. Большего майор выдержать не мог, бросил автомат на землю и с непонятным шмелиным гуденьем, ринулся вдоль машины назад, не видя, как один из контрас, широко размахнувшись, не останавливаясь, прицельно и умело швырнул сверкающую и острую мачетку в широкую спину убегающего.