Кирилл Винокуров - Цветы для поля боя

Остальные семнадцать человек заняты примерно тем же, чем и танкисты. Вот Ральф и Пауль чистят ствол своего станкового пулемёта, расчётом которого они являются. Они весело шутят на какие-то свои темы, подзуживая друг друга. Однако сейчас в этом смехе слышится какая-то напряжённость, будто что-то внутри парней натянуто до предела. Их улыбки словно притянуты к их лицам. В другой стороне у своих палаток стоит компания девушек, которые что-то тихо обсуждают, попутно собирая вещи. Все они сейчас думают об одном и том же. Просто выглядит это по-разному. Все они говорят на какие-то отвлечённые темы, шутят, посмеиваются, но в глубине души они все понимают, что боятся. Они так долго шли к этому моменту, к тому, чтобы стоять до конца за Родину, и вот этот миг настал. Теперь отступать уже некуда и теперь только они чувствуют, насколько это страшно. Страшно вовсе не умереть или быть раненым, нет. Страшно потерять друг друга. Столько лет они шли вместе, рука об руку, что теперь они стали практически единым целы и не мыслят себя без других.

Час проходит совсем не заметно, и вот они опять стоят у танка в две шеренги. В полной боевой выкладке, с тяжёлыми мешками на плечах, с оружием в руках. Перед ними выступает их командир, которому они верят, как никому на свете. Он не говорит пафосных речей про их смелость, про Отечество. Он даёт им простые инструкции для того, чтобы они не погибли в первые же секунды боя. Вкратце он рассказывает им, что в городе уже вторые сутки идут тяжёлые бои, он чётко и коротко ставит перед ними боевую задачу. Том вообще не мастак говорить длинные речи, в армии от этого быстро отучиваешься.

– И последнее, – тут его тон с делового переходит на какой-то отеческий и заботливый. – Держитесь друг друга и постарайтесь выжить, – тут его взгляд снова становится стальным и непроницаемым. – Выступаем!

Они долго ехали по простой асфальтированной дороге в горку, за которой прятались их основные позиции. Медленно и неспешно, будто просто меняли дислокацию. Пехота спокойным шагом шла за танком, кто-то переговаривался между собой. Но когда они, наконец, въехали на пригорок, все остановились. Перед ними открылся совершенно ужасающий вид на низину. Там внизу текла река, тихая и спокойная, а по её берегам всё было черно и красно от дыма и огня. Центральное место в этой картине занимал город. Больше всего он напоминал ожог. Уже здесь, на вершине пригорка, были слышны выстрелы и взрывы идущего там боя. Всех в это момент передёрнуло. Каждый в эту минуту глубоко вздохнул пропитанный копотью и гарью воздух. В этот миг они в первый раз вдохнули запах настоящей войны.

– Взвод, не останавливаться! Наша цель: Пекарская улица на окраине! Вперёд, ребята! За дом, за друзей, за Галатию!

И тут какая-то неведомая сила бросила их вперёд. Мотор Горностая взревел, и машина тоже сорвалась со своего места. Перед ними был целый километр испещрённой взрывами земли, а там впереди их ждал огонь и дым, выстрелы и крики.

Как они оказались на Пекарской улице, никто не помнил. Всё, что происходило дальше, было будто в бешеном водовороте. Звуки смешались в один протяженный гул, который изредка пресекался треском стрельбы. За улицу шёл ожесточённый бой, стрельба велась прямо через проезжую часть. Из одного из домов на имперской стороне улицы строчил пулемёт. 37-ой взвод вместе с командиром дружно спрятался от этого беспощадного огня за танком, являвшимся единственным прикрытием в данный момент. Пули безжалостно били по броне «крошки Руби», но пробить её не могли. Всё внутри танка гудело, двигатель гремел, как девятый вал. А дым загораживал обзор через смотровую щель. Тем не менее, Георг быстро отыскал взглядом огневую точку противника.

– Лина, огневая позиция на два часа! Осколочный! – орал он, перекрикивая стук пуль по обшивке машины. Его напарницу буквально трясло от ужаса, но она упорно старалась затолкнуть снаряд в казённую часть орудия. Его и самого потряхивало в этот момент. Единственное, что давало ему уверенность сейчас, так это сама «Руби» и то, что с ним были его верные помощницы, без которых он был бы как без рук. Наконец, снаряд был заряжен, а прицел наведён прямо на окно, из которого слышалась стрекотня адской печатной машинки.

– Выстрел!

Грохот раскатился по всей улице, резко перекрыв треск пулемёта. На миг всё затихло, но затем звуки снова вернулись в мир. Это был всё тот же гул, всё те же выстрелы, но сейчас чего-то как будто не хватало. Машина смерти, торчащая из окна, замолкла. Точнее, ее, скорее всего вообще не осталось, как и самого окна. Вместо него в стене была большая дыра. Получив передышку, пехота вынырнула из-за танка и рванула к ближайшим укрытиям. События опять понеслись с колоссальной скоростью. Вот Ральф и Пауль разворачивают свой пулемёт в сторону неприятеля, Берн что-то истошно вопит им, за другим бруствером прижимаются к земле стрелки Анна и Гретель, укрываясь от подавляющего огня. Рудольф, Агнесс и Марго забегают в ближайший дом, и поднимаются на второй этаж, из окна которого скоро начинают слышится винтовочные выстрелы. Часть взвода осталась за танком, и ведёт огонь из-за него. События откладываются в голове короткими стоп-кадрами. Лишь башня танка медленно поворачивается в сторону имперцев и раздаётся ещё один громогласный аргумент «крошки Руби». Это продолжается ещё минут пятнадцать, а может быть и целый час. Они стреляют, и в них стреляют. Приближаются сумерки. Стрельба постепенно стихает, а позади взвода слышится гул двигателя.