Владимир Дубровский - На фарватерах Севастополя

На рассвете выходили. В последний раз я хотел взглянуть на оставляемый Севастополь, но люки были уже задраены по–походному. Было очень тяжело думать о том, что сейчас происходит в Севастополе. Но, оставляя его, мы знали, мы были уверены, что возвратимся в свой родной город.

Море у Херсонесского полуострова было густо засорено якорными и донными магнитными минами. И командир подводной лодки Е. Поляков, чтобы выбраться благополучно в открытое море, решил идти по фарватеру в надводном положении, пока не окончатся минные поля.

Уже на рассвете, когда подводная лодка вышла на чистую воду, из–за облаков выскочил фашистский самолет. Слышно было, как сигнальщик на мостике громко доложил: «Самолет!» Раздались отрывистые и резкие команды. Срочное погружение! Загремели железные крышки люков, с ревом хлынула в цистерны вода, вытесняя воздух через открытые клапаны, палуба под ногами накренилась на нос, потом на корму, после чего в отсеке стало совершенно тихо. По тревоге все люки и горловины на подводной лодке задраивались на барашки, наглухо; прекращалось сообщение между отсеками.

И вдруг — глухой взрыв за бортом и тяжелый удар по стальным ребрам подводной лодки. Второй удар еще сильнее прежнего; электрические лампочки в отсеке мигали и гасли.

Матросы экипажа подводной лодки стояли каждый у своего агрегата и внимательно следили за механизмами.

Казалось, что самолет бомбит вслепую: разрывы глубинных авиабомб то приближались к нам, вызывая снова сотрясение всего корпуса подводной лодки, то удалялись.

В какой–то момент, когда разрывы бомб стихли, над лодкой послышался отчетливый шум работы винтов и раздался огромной силы взрыв, за ним другой.

Железный настил палубы, на котором мы лежали, вздрагивал и изгибался, с подволока на голову сыпалась изоляционная пробковая крошка, электрические лампочки лопнули, и в отсеке стало темно. Но скоро включили аварийную лампу. Очевидно, самолет навел на подводную лодку торпедные катера, которые бродили в море, и те обрушили на нас глубинные бомбы. Сброшенные с нескольких катеров бомбы взрывались на различном удалении и разной глубине. В перерыве, когда стихали разрывы, в лодке становилось тихо, очень тихо, словно никакие механизмы не работали и подводная лодка стояла на месте. Но это было не так, лодка не висела в воде, она медленно двигалась под электромотором, получая питание от аккумуляторов.

Командир подводной лодки принял решение уходить как можно глубже, опускаться до предельной глубины, до тех пор, пока не «заплачут» заклепки, и идти на самых малых оборотах электромотора, лишь бы лодка могла удержаться на заданной глубине.

Длинен, очень длинен летний день на Черном море, далек путь подводной лодки до кавказских берегов. И не то у подводной лодки где–то просочился соляр, не то по другим причинам вражеские катера снова начали нас настигать и бомбить. Но теперь это были более отдаленные и слабые взрывы; видимо, катера все–таки не могли снова нащупать подводную лодку и в конце концов потеряли ее.

Бомбежка прекратилась, но положение было серьезным. От близких разрывов бомб лодка получила повреждения и, не исправив их, не могла всплыть.

Мы уже много часов шли под водой, воздух в лодке становился густым и вязким, стало трудно дышать.

Приходил в отсек помощник командира подводной лодки, поговорил с нами, прикидывая примерно, когда подводная лодка всплывет.

Он рассказал несколько эпизодов из боевых походов подводной лодки, когда она с честью выходила из, казалось, безвыходных положений. — И не такое еще бывало! — улыбаясь, сказал он. — А море, оно всегда выручит.

Позже военфельдшер, сидя на маленьком раскладном стуле, при помощи приборов проверил состав воздуха в отсеке, после чего включил регенерацию — прибор для очищения воздуха. Дышать стало легче, но мелкие капли пота, как росинки, обильно выступили на лбу и на лице. А матросы экипажа ходили, казалось, как ни в чем не бывало. Потом дежурный матрос открыл вентиль баллона с кислородом, снова стало легко дышать. Немного погодя в отсеке появился помощник командира.

— Ну, вот, товарищи, — весело сказал он, — ремонт закончен, и через полчаса всплывем. А пока командир просил вас отдыхать: не ходить, не шуметь, лучше не двигаться — это помогает экономить силы!

И действительно, каждое движение вызывало одышку. Хотелось пить. От неподвижности и духоты всеми овладел какой–то полусон. Перед глазами вставал далекий знойный солнечный день где–то в степи за Тарханкутом. Мы едем на машине, а степь широкая, как море, и седая полынь, упруго пригибаясь на ветру, волнами перекатывается до–горизонта.