Владимир Дубровский - Наше море

Командир дивизиона».

Чеслер выслушал сигнальщика и довольно улыбнулся. В море, в поход! Это гораздо интереснее, чем заниматься учением по связи. Он перешел на правое крыло, перегнулся через поручни и громко — как это любят делать старые артиллеристы — скомандовал:

— «Дробь»{1}! Корабль к бою и походу изготовить!

Помощник не понял, в чем дело, и, считая, что поступила новая вводная, выжидательно посмотрел на Чеслера. Тот спохватился:

— Отбой учению.

Вместе с Чеслером я отправился на плавбазу сторожевых катеров.

На плавбазе я познакомился с новым командиром 1‑го дивизиона катеров. После оставления Севастополя были произведены перемещения на соединении: откомандирован прежний командир дивизиона и вместо него назначен капитан–лейтенант Василий Афанасьевич Ладонников, ранее служивший в морских частях пограничных войск, награжденный за боевые заслуги орденом Красного Знамени. Ладонников производил впечатление сильного, мужественного человека, сурового на вид. [21] Пока Ладонников проводил перед выходом инструктаж, я позвонил по телефону и получил разрешение начальника штаба следовать с катерами в Поти.

Заработали моторы, задрожала деревянная палуба. Катера один за другим покидали зеленые берега реки и спускались вниз по течению к морю.

Под вечер прибыли в Поти. Когда швартовались, к пирсу подошел и сторожевой катер 081, командиром которого был старший лейтенант Семен Григорьевич Флейшер. Я его хорошо знал: он прибыл к нам в ОВР Севастополя незадолго до начала войны и проходил стажировку на катерах, будучи мичманом–курсантом. В начале войны Флейшер был произведен в лейтенанты и назначен помощником командира сторожевого катера 081. А через две–три недели Флейшер уже сдавал экзамен на самостоятельное управление катером. Теперь старший лейтенант Флейшер — опытный и боевой командир. В активе его — героическая оборона Одессы и Севастополя, высадка десанта в Евпаторию. Многочисленные походы и бои закалили экипаж сторожевого катера 081.

Я запомнил экипаж этого катера еще и потому, что на нем были первые орденоносцы нашего соединения, о боевых делах катера 081 сообщало Совинформбюро от 28 июля 1941 года. А 16 октября того же года сторожевой катер 081 под командованием Флейшера ночью уходил с теплоходом «Украина», на борту которого был последний полк защитников Одессы.

Было приятно вновь встретиться с экипажем этого боевого катера.

На берегу в Поти было тепло, казалось, лето еще не кончилось. Когда заглохли моторы, береговой бриз принес запахи эвкалиптов, отцветающих роз и древней колхидской пыли. Пушкин назвал этот край «пламенной Колхидой». Местность богата экзотическими растениями, там росли лимоны и апельсины, виноград и бамбук и почти двести сорок дней в году шли обильные дожди. У деревянного моста через илистую реку Риони, разделявшую город, кричали лягушки. Беспрерывное кваканье преследовало нас в любое время дня, в любой части города. Острословы прозвали этот приморский городок Квакенградом.

На переходе морем я от Чеслера узнал о судьбе старшего лейтенанта Глухова. Это был офицер, прославившийся [22] своим мужеством в дни обороны Севастополя. В последнем походе кораблей 2 июля Глухов был тяжело ранен и отправлен в тыловой госпиталь.

Чеслер сообщил, что Глухов сейчас поправился, но еще не плавает, хотя и без дела не сидит. Контр–адмирал назначил его постоянным представителем нашей бригады в Поти. Он заботится о базировании катеров в порту, их ремонте, снабжении горючим и боезапасом.

Сойдя с катера на пристань, я в наступившей уже темноте лицом к лицу встретился с Глуховым. Он знал о том, что катера придут, и вышел нас встретить.

Горячо пожимая руку, Глухов сказал мне:

— Давно мы не виделись с тобой. Вот сейчас определю катера и пойдем ко мне потолкуем!

Было уже совсем темно, когда мы с Глуховым добрались до его «резиденции». Только здесь при свете электрической лампы я его разглядел. Глухов за это время сильно изменился. Его сухое лицо северянина с туго обтянутыми скулами стало еще суровее, но чистые глаза цвета морской воды приветливо улыбались. И все же это был прежний Глухов — все те же упрямые бороздки на лбу, широкий нос, честные глаза и большие руки труженика.

Надо сказать, что, суровый внешне и требовательный на службе, Глухов был по натуре простой, добрый, общительный и даже уступчивый человек. Человек высокого воинского долга, все свои силы отдававший корабельной службе, Глухов умел и отдыхать. Те, кто близко знал его и бывал с ним на берегу, помнят, что в компании Глухов был веселее всех.