Алексей Евдокимов: Первый день войны

— Я вам рассказывал Штольце о вчерашнем совещании в рейхсканцелярии. Фюрер поручил «Абверу» ликвидировать русскую разведывательную сеть в Польше. Я пообещал ему это сделать в самый короткий срок. Мы с вами полковник разработали прекрасный план действий… — Канарис сделал паузу и взглянул на Штольце. Тот согласно кивнул. — И вот теперь… — продолжил Канарис. — Этому плану хотят помешать!

— Кто?.. — удивленно спросил Штольце.

Канарис поморщился и затем ответил.

— Имперская служба безопасности! Сегодня утром люди Гейдриха арестовали Горбенко и, видимо, захотят его с пристрастием допросить.

Штольце в растерянности покачал головой.

— Да… неожиданный поворот событий, — сказал он. — И откуда только они узнали о Горбенко?

Канарис с безнадежностью махнул рукой.

— Я думаю, в этом здании у СД достаточно глаз и ушей. Теперь я понимаю, почему Гейдрих поднял тему русских разведчиков в Польше на вчерашнем совещании у фюрера. Видимо, он получил информацию о Горбенко.

— И что же нам теперь делать, господин адмирал? — спросил Штольце. — Если Горбенко заговорит, люди Гейдриха смогут первыми ликвидировать русскую сеть. Тогда вся наша многомесячная работа пойдет насмарку. Всё-таки Горбенко разоблачили мы. Может быть, вам стоит обратиться к фюреру? Пусть он запретит СД вмешиваться в дела «Абвера».

Канарис отрицательно покачал головой.

— Это я сделаю только в крайнем случае… — ответил он. — Фюрер благосклонен к СД. В случае конфликта между СД и «Абвером», он наверняка встанет на сторону своей партийной службы безопасности.

Канарис в задумчивости посмотрел в окно и затем, прищурив глаза, перевел их на Штольце.

— Ситуация, действительно, сложилась очень неприятная… — сказал он. — Но я думаю, полковник, что из неё у нас есть прекрасный выход!

Брови Штольце удивленно приподнялись вверх.

— Какой, господин адмирал? — растерянно спросил он.

Канарис выдержал долгую паузу и затем сказал.

— Отправить Горбенко обратно в Россию!

Штольце неопределенно пожал плечами.

— И что это нам даст? — спросил он.

Канарис откинулся на спинку кресла.

— Что это нам даст, Штольце?.. — перепросил он. — Во-первых, мы помешаем Гейдриху доложить фюреру о ликвидации русской сети в Польше и, во-вторых, не исключено, что мы сможем завербовать этого Горбенко… — уверенно сказал Канарис.

Штольце с сомнением покачал головой.

— Вы зря сомневаетесь… — нахмурился Канарис. — Конечно, чекист Горбенко вряд ли будет сотрудничать с нами по идейным соображениям, но он уже один раз побывал в сталинской тюрьме и, вряд ли захочет попасть туда снова. А после возвращения на территорию СССР, он там вполне может оказаться.

— Почему вы так думаете, господин адмирал? — спросил Штольце.

— А поставьте себя на место его руководителей… — предложил Штольце Канарис. — Он возвращается в Россию после ареста. Я сомневаюсь, что они хотя бы одному его слову поверят. Тем более, что он уже был когда-то «врагом народа». Оказавшись в такой ситуации, Горбенко может изменить своим принципам и согласиться на сотрудничество с нами. А уж мы поможем ему оправдаться перед своими начальниками.

— Вы, как всегда правы, господин адмирал! — согласился с Канарисом Штольце. — Но сейчас Горбенко находится в руках СД. Я не думаю, что господин Гейдрих так просто отдаст его!

Канарис в знак согласия кивнул головой.

— Я тоже так думаю, Штольце. — ответил он. — Поэтому Горбенко надо освободить так, чтобы «Абвер» был здесь не причем. Пусть этим займется штаб «Вали».

Дверь в комнату, в которой сидел Горбенко, распахнулась, и в неё вошли два эсэсовских офицера. Один из них, низенький и толстый, щелкнув выключателем, зажег в комнате свет, а второй, высокий и плечистый, подойдя к столу, положил на него резиновую дубинку и моток электрического провода. Вытащив из кармана брюк зажигалку, он закурил сигарету и, затем с нескрываемой издевкой, посмотрев на Горбенко, спросил его на плохом польском языке:

— Вы, пан Анджей Скавронский?

Горбенко утвердительно кивнул головой.

— Да, это я! — ответил он по-польски и затем, перейдя на немецкий язык, возмущенным голосом добавил. — Господа, я не понимаю, за что меня арестовали. Я подданный Советского Союза и нахожусь на территории Германии на законных основаниях. Я ездил к своей сестре. У меня есть разрешение вашей пограничной комендатуры.

Слова Горбенко не произвели на эсэсовцев никакого впечатления.