Алексей Юрченко - Лагерь

Весь вечер я провела с Антоном.

Закинув в рюкзак все необходимое, я двинулась к своему тайному другу. То, что Антон именно мой друг, а не пленник и уж тем более не враг, я решила по дороге. На прошлой нашей встрече меня терзали мысли, что передо мной солдат, призванный убивать мой народ. А я его обхаживала и кормила. Война – это ведь взрослые игры. Им лучше известно, как надо поступать в таких ситуациях. А дети еще не понимают всех правил. Хотелось рассказать все маме. Так мне стало бы легче – так мы бы несли эту тайну, этот груз вдвоем. Эти мысли настойчиво скребли мою совесть. Сегодня все было по-другому: Антон – мой друг, и я все делаю правильно.

Зайдя на чердак, я увидела его сидящим под окном, откуда мы с Даней встречали самолет. Антон сидел, прислонившись спиной к деревянной подпорке, и смотрел в окно. Лицо его было весело и безмятежно.

– Что ты делаешь? Это же опасно! Тебя могут заметить! – вскрикнула я.

Антон медленно повернул голову ко мне и радостно и спокойно произнес:

– Не переживай. Я не высовывался. Просто смотрел на небо.

– Соскучился по полетам?

– Не только. Я не первый месяц в темноте. Не хочу ослепнуть.

Я подошла и села рядом, плотно прижавшись к плечу Антона. Мы стали вместе с ним разглядывать лоскут идеально голубого полотна.

– Давно сидишь?

– Давно, – Антон не отводил взгляда от окна.

Я перевела взгляд на противоположный край чердака, где за грудой хлама пряталось логово моего друга. От того угла к окну по пыльному и замусоренному полу проходила протертая тропа. Антон прополз это расстояние, чтобы увидеть небо.

– Ты устал? Давай я тебя донесу до лежака.

Мой друг неуверенно, шатаясь из стороны в сторону, встал на ноги. Он хмурил брови и сопел, недовольный, что ему трудно сделать шаг. Антон не желал помощи школьницы. Я стояла рядом, готовая в любой момент его подхватить. Он переминался на ногах и ворчал. Когда мне стало понятно, что он вот-вот рухнет на пол, я подхватила его, подставив плечо. Антон разочарованно выдохнул.

– Не переживай. Вернем мы тебе силы. Только постепенно, – выговорила я, затаскивая Антона к лежанке.

Под тяжестью моего друга я еле отрывала ноги. Антон пытался как можно меньше на меня опираться и идти самостоятельно. За весь наш путь до другого угла чердака у него вышло совершить пару твердых шагов. Дойдя до пола, устланного одеждой, мы повалились вниз.

Антон первое время ничего не говорил, пытаясь успокоить свое участившееся дыхание. Я же раскрыла рюкзак и принялась доставать продукты. Сегодня это был куриный паштет с целой буханкой хлеба и двумя яблоками.

– Ты поешь со мной? – спросил Антон.

– Зачем? Я обедала, да и тебе нужнее.

– Сейчас война, трудное время.

– Ты думаешь, ты меня объедаешь? Все нормально. Мы зажиточная семья, – ответила я, отламывая толстый кусок хлеба. – Расскажи о себе, о своем детстве, как ты выбрал небо.

Антон перевернулся на бок ко мне лицом и начал рассказ:

– Мой отец и дед работали на корабле. Они были гражданскими моряками, перевозили грузы, пересекая моря и океаны. Повидали все континенты, выбирались из самых страшных штормов. Настоящие морские волки. Они готовили мне такую же участь. Понятно, что я не так часто видел своего отца, как хотелось бы, но я всегда им гордился и хвастался перед друзьями, у которых папы работали обычными бухгалтерами или юристами. Когда мне исполнилось четырнадцать, все уже знали, что меня отправят в мореходку. Такая семейная династия. Я тоже так думал до определенного момента. Но во мне все перевернулось всего за несколько дней, когда родители развелись. Я даже не понимал тогда, почему все так происходило. Почему мама в один миг так ополчилась на папу, а папа – на маму. Это теперь я знаю, что папа привез из похода венерическое заболевание, – Антон на мгновение осекся, не зная, можно ли со мной обсуждать такие темы, но, увидев мою улыбку, дающую понять, что я уже взрослая, продолжил: – Но его неверность не была так важна для меня. В ходе развода вопрос о том, с кем должен остаться сын, не вставал. Точнее, он был разрешен быстро и ожидаемо: отец всегда в море, поэтому сын будет жить с мамой. Но меня почему-то задел этот вопрос. Я задумался, с кем, правда, я готов был бы остаться, если бы мне дали право выбирать. Стал под микроскопом разглядывать своих маму и папу. И внутри сразу появилось такое омерзение к отцу, какое я не испытывал ни к кому и никогда. Я вспомнил его пьяные выходки в те дни, когда он ступал на землю. Я стал понимать, что не хочу быть таким. Грязным, вонючим, с неровной рыжей бородой мужланом. Мной даже не рассматривался вариант, при котором моряк может быть образцом мужества, с идеальной выправкой и фигурой. Я был уверен, что если пойду в мореходку, то стану вторым отцом или третьим дедом.