Алексей Юрченко - Лагерь

– Прости. Так что ты ощущал?

– Будто я могу все. Будто этот мир создан для меня. Это трудно описать.

– Тоже хочу когда-нибудь взлететь. Переворачивайся.

Он тяжело перевернулся на живот. На могучих плечах у левой лопатки я заметила небольшую татуировку в виде облака, рядом с которым парил истребитель. Я потянулась туда, желая освободить рисунок от копоти и грязи.

– Обязательно взлетишь, – подбадривал Антон.

– У нас в стране даже самолетов нет.

Я провела губкой по его широким бедрам. В груди волнительно засвербело. Я первый раз видела обнаженного мужчину, но только в этот момент начала почему-то смущаться.

– Когда-нибудь появятся, – вымолвил он.

– Все, одевайся.

Я взяла армейские штаны и, отвернувшись, протянула Антону. Потом подала футболку с курткой.

– Что это? – его голос зазвучал жестче.

Я повернулась. Антон, лежа на полу, показывал мне пальцем на нашивку на куртке. Его брови опустились вниз, а губы плотно сжались. Он попросил лежащий в углу осколок стекла и принялся с пугающей злобой сдирать символы Басарской Республики. Раздался треск ниток камуфляжа. Он отрывал нашивку с таким остервенением, что, казалось, после куртки этот осколок вопьется мне в горло.

– Что ты делаешь? Это просто одежда!

– Из-за этой нашивки я третий месяц родных не вижу и сейчас с тобой тут сижу, – сказал он гневно, отпарывая погон, – твой отец военный?

– Да. Обычный рядовой, – соврала я, глядя на обезумевшего пленника.

Я злилась на Антона, хотя понимала, что его ненависть к нашей стране вполне объяснима. В голове промелькнула мысль рассказать отцу или хотя бы Данику о пленнике. Пусть они сами решают, что с ним делать. Все-таки он враг. Антон же, отодрав противные ему символы, обессиленный повалился на землю. Не зная, как себя вести, я, сославшись на то, что мама будет волноваться, пошла домой.

Всю дорогу меня мучил один вопрос, который я побоялась задать Антону. Вылетал ли он на казни? Страх за то, что он это делал, полностью меня парализовал. Когда Антон говорил, что военный летчик, это не звучало так страшно. А если он скажет, что сбрасывал беззащитных людей? Что тогда делать? Я же видела, что собой представляет казнь.

Вся задумчивость улетучилась, когда я попала домой. Папа вернулся с двухдневного дежурства и носил всех на руках. Взбудораженный неконтролируемым приступом любви, он подбегал к маме, которая неспешно покачивалась на качелях, и крепко целовал ее в губы. Он бегал со Славиком на шее по двору, изображая звук самолета. Братишка был вне себя от счастья. Он раскидывал руки в стороны и звонко, радостно вскрикивал. За забором стояла пожилая соседка, с умилением наблюдающая за происходящим. Я подсела на качели рядом с мамой. Она взглянула на меня, подмигнула и, крепко обняв, продолжила наблюдать за папой и братом.

– Мы будет строить скворечник! – громко сказал папа, пытаясь перекричать звонко голосившего Славика. – Вы с нами?

В папу словно вселился ребенок. Только за мужчинами я наблюдала такие необычные метаморфозы в виде приступов детскости. Они могут работать на самых жутких и суровых работах, но это им не мешает с наивным восторгом собирать конструктор или управлять воздушным змеем. Вы много знаете игр, которые придумали женщины?

– Да помолчи ты на секунду! Уши закладывает, – обратился папа к Славику, а затем нам повторил: – Так вы с нами?

– Доставай молоток и доски, – ответила мама и, выпустив меня из рук, подскочила с качели.

До позднего вечера мы вчетвером измеряли доски, выпиливали окошко и мастерили крышу для наших новых соседей, прилета которых ждали совсем скоро. Словно флаг нашего семейства, мы прикрепили скворечник высоко над головой на раскидистой, пока еще голой иве, что росла у забора. Казалось, нет ничего важнее сейчас для нашей семьи, чем сбитое из досок жилище для птиц. Спать мы со Славой пошли, когда часы пробили полночь. Настроение поднялось до неимоверных высот, и выходить из дома, где так уютно, вообще не хотелось. Я готова была прожить в таком заточении всю жизнь. Радовало то, что завтрашний день тоже обещал подарить много хорошего. На завтра мы ждали гостей: дядю Никиту, Даню и нашу Люду.

С самого утра начались приготовления к «ответственному ужину», как выразился папочка. Папа, взяв роль главного организатора и управленца, с горящими глазами расхаживал по дому, раздавая всем команды.

– Все должно быть в лучшем виде! – вскрикивал он. – Мы, может, помогаем строить судьбу моему лучшему другу!