Михаил Федоров - На полях Гражданской…

Я волновалась: «Все уходят. А мы? Если что, неужели нас забудут? Пожертвуют нами ради спасения других?»

Но успокаивала вера в Новикова: он этого не допустит. Он найдет выход из любой ситуации. Так я считала и беспредельно доверялась Вячеславу Митрофановичу.

Вечером в городе запылали ангары: подожгли переполненные интендантские и артиллерийские склады. Яркие смерчи отрывались от земли. Пламя быстро разрасталось: вскоре столб огня в версту шириной поднимался прямо к небу, а на уровне вершины гор дым ломался и уходил в море.

Я всматривалась в переполненные беженцами корабли, которые стояли в бухте. За время стоянки они бы могли сделать несколько рейсов в Керчь, в Феодосию, выгрузить там беженцев и вернуться, но они почему-то стояли недвижимо, перегруженные народом.

Самое большое судно – английский дредноут «Император Индии» – стреляло из бухты в направлении Тоннельной за восемнадцать верст. Выходило, что красные были уже на подходе к Новороссийску.

Наконец пришел приказ оставить позиции и спешно идти на погрузку.

Новиков запрыгнул в седло и скомандовал:

– В порт!

Новороссийск напоминал разворошенный улей. Город, переполненный свыше всякой меры, стал буквально непроезжим. Весь железнодорожный путь был заставлен вагонами. Некоторые из них вздыбились, как огромные животные в стаде. Бронепоезда, пущенные под откос, взорванные, изуродованные столкновением, являли жуткую картину. Все видимое пространство было забито обозами, артиллерией и массой кавалерии, уходящей по берегу моря к Сочи.

Мы проезжали мимо лазаретов. Раненые на костылях умоляли нас взять их с собой.

– Братцы! Не дайте погибнуть!

Кто-то торопливо рвал зубами бинт, сдирал рубаху, бордовую от запекшейся крови.

Смоленцы проходили мимо с опущенными головами. Мучила совесть, но у них самих не было уверенности, что удастся сесть на пароход.

Пройти на набережную из-за толпы было невозможно. Пришлось двигаться вдоль догорающих ангаров, откуда мародеры тащили обмундирование, ящики, чемоданы. В другой бы раз смоленцы остановились бы и навели бы порядок, но теперь было не до грабителей.

Наконец выбрались к пристани, где к причалу прижались пароходы. Когда я увидела заполненные палубы кораблей, у меня сжалось сердце: куда нам деться?

Новиков приказал:

– Расседлать и разнуздать лошадей. Мы их оставляем.

– Как? – раздалось у возниц и всадников.

Я видела, как снимали уздечки и седла и отпускали лошадей. Они примыкали к другим, которые забредали в море, отфыркивались и сердито били по воде передними ногами. На камнях валялись трупы коней, которых хозяева не захотели оставить противнику живыми.

Новиков вертелся на Дарьяле, кого-то ища.

Продскакал Сергей и показал на пароход «Николай»:

– Нам велено грузиться…

Новиков повернул к пароходу, у трапа которого стоял юнкер с винтовкой. Подняв коня на дыбы, осадил Дарьяла.

– Капитан! – закричал бородачу на капитанском мостике. – Сажай смоленцев!

– Я больше не могу взять! – ответил в рупор бородач.

– Как не можешь?!

Бородач всполошнно махал руками.

– Возьмешь! – Новиков выхватил наган.

Презрительно глядел на заполнившую палубы публику в штатском, среди которой только изредка виднелась военная форма.

– Судно перевернется! – кричал капитан.

– Не пожалею последних патронов! Мы с позиций пришли! И разговаривать долго не буду!

На пароходе все стихло.

Новиков скомандовал:

– Заряжай!

Смоленцы вскинули винтовки. Щелкнули затворы.

Юнкер спрятался за трап.

– Даю минуту на размышление! Дальше возьму пароход штурмом!

На капитанском мостике возникла суматоха. Кто-то кинулся вниз, кто-то в кубрик.

– Ладно, – прохрипел капитан.

Смоленцы двинулись к сходням. Сначала понесли носилки с ранеными.

Новиков соскочил с коня. Обнял Дарьяла за шею, прижался к гриве, вложил в его ухо наган и… спрятал пистолет в кобуру. Не смог выстрелить. Поцеловал в прозвездину и, пряча глаза, шагнул к кораблю, уже дымившему едким дымом.

Смоленцы уплотнили забивших палубу пассажиров. Противно было слушать возмущения напудренных дам, их обрюзгших спутников. Где резким словом, где локтем, а где и угрозой оружия, смоленцы освободили место под носилки и разместилисть сами. На пароходе встретили алексеевцев. Полковник Бузун со своей супругой Вандой Иосифовной и тут удачно устроился и занимал отдельную каюту, в которую пригласил нас с Новиковым. Я не верила, что спасена, приткнулась к перегородке каюты и хотела рыдать. Грудь так и вздрагивала. Отчего? От всего плохого и хорошего…