Илья Эренбург - Что человеку надо

— Не отвечают. Боюсь я за них. Если Мартинес не двинется…

Каншин говорит;

— Я сейчас туда поеду. Этого Мартинеса не поймешь — то весь день сидит в штабе, ковыряет во рту зубочисткой, то лезет под пули, как унтер.

— Смотри, ты не лезь. Говоришь про Мартинеса, а сам… Глупо!

Каншин весело отвечает:

— Разумеется, глупо.

Мартинес выслушал Каншина и сказал:

— Насчет Санта-Аны я предвидел. Ничего из этого не выйдет…

Они поехали на позиции. 3-я рота должна была взять возвышенность над дорогой. Прежде там была часовня; ее снесли снаряды. Снег на минуту перестал падать, просветлело. Каншин в бинокль увидел фашистов: они петлями сбегали с горки.

Каншин кричит:

— Ушли! Надо скорей!..

Лейтенант пожал плечами:

— Не пойдут.

Каншин смотрит — хорошие ребята, смеются…

Ветер снова хлещет лицо жестким снегом. На гору бежит Каншин, за ним человек сорок. Скользко: камни под ногой срываются вниз. Люда падают, ползут на четвереньках. Фашисты открыли с дороги ружейный огонь. Каншин кричит:

— Ложись!

Еще немного! Вот и камни часовни… Боец говорит Каншину:

— Закрепляться?

Тот переспрашивает и вдруг падает — пуля попала в живот.

Его долго волокли вниз: потом положили на грузовик. Перевязочный пункт помещался в крестьянском доме. Дым от печи, холодно. Каншин лежит на черном щербатом столе.

— Здесь ничего нет. Придется оперировать без наркоза…

Он ни разу не вскрикнул. Только под утро открыл глаза и по-русски сказал:

— Пить!

Санитар не понял и покрыл Каншина еще одним одеялом.

Вальтеру сказали по телефону:

— Часовню заняли. Но пошла только 3-я рота, фланги оставались неприкрытыми, так что ночью мы ее очистили. Потерь у нас мало. Твоего ранили — майор Канчин или Кончин. Погоди, здесь говорят, что он умер, значит считай, что убили.

Каншина хоронили 30 декабря. Из деревни пришли крестьяне. Одна старуха причитала: «У него, говорят, жена!» Цветов не достали: кто-то принес сосновых веток, их перевязали красным лоскутком — вышло вроде венка. Утро было ясное и холодное. Рыжие голые горы, дома без окон, над ними дым, как дыханье. Долго рыли могилу: земля была жесткой, ярко-рыжая земля. Вальтер вдруг вспомнил, как Каншин ему сказал: «Земля другая», и помутнели люди, дома, горы… А рядом с ним толстяк Пако всхлипывал, как ребенок.

Встречают Новый год. Утром приехал грузовик с почтой: много пакетов — это все подарки к празднику. Разбирает посылки Ян, старый поляк, шахтер.

— Мариусу Леграну из Марселя.

— Давай сюда!

— Владиславу Стрижевскому из Парижа.

— Убили его.

— Степану Ковалевичу из Валенсии.

— Ты что, не знаешь? В госпитале…

— Жюлю Бланшону из Бельфора,

— Третьего дня убило.

— Карлу Машеку из Праги.

Никто не отвечает. Ян угрюмо говорит:

— Читай теперь ты. Я не разбираю…

Вот и Новый год.

— За победу! За Испанию!

Они поют песни — французы, болгары, поляки, немцы, — мирные непонятные песни: о любви, о деревьях, о свадьбах. Вальтер забился в угол, молчит, ничего не пьет.

— Вальтер, спой что-нибудь…

Он поет по-немецки песню. У него глухой, надтреснутый голос:

Пако говорит:

— Хорошая песня! Про девушку?

— Про родину.

Пако улыбается:

— А у меня дома теперь тепло…

Он зачинает завывать:

Вальтер налил в большую чашку коньяку и говорит:

— Вздор!

Над Хуанито посмеивались — как он ружье держит! Пробовали его учить, он не слушал, ходил грустный, всех сторонился. Как-то его послали в Мадрид за бобами. Он привез ящичек и сразу пошел в штаб к Маркесу:

— Дай я тебе ботинки почищу!

До войны Хуанито был чистильщиком сапог. Как же он наваксил ботинки Маркеса! Он тер их тряпкой, разными щетками, бархатом. Ботинки пищали. Наконец, Хуанито прищурился:

— Красиво! Давно я этого не видел…

Все смеялись — зачем здесь чистить ботинки, кругом грязь непролазная? А Маркес стал расспрашивать Хуанито, что лучше ваксить — бокс или шевро? Потом сказал:

— Я прежде дома строил…

Хуанито с этого дня не узнать: веселый, заводит со всеми длинные разговоры. Маркес хочет его произвести в капралы:

— Только читать научись.

У Маркеса большое хозяйство. Надо достать грузовики. На отдых увели чорт знает куда — деревню каждый день бомбят! Как бы втолковать комиссару, чтобы он попроще разговаривал с бойцами? Маркес никогда не кричит, не суетится.