Михаил Шевердин - Вверяю сердце бурям

...А теперь на нем военная форма со значками... И он должен за тебя пораскинуть умом, что делать? Почему? И вон еще сидят воины с винтовками. Я видела, как они сражаются. И еще я вижу воинов. Пусть ответят слабой женщине. Или они бараны, дожидающиеся ножа мясника эмира? — Волосы у нее растрепались, глаза горели, голос срывался почти в истерические нотки. — Вот они больны, — глазами она показала на Сахиба Джеляла... — Они страдают от раны... по твоей вине, Баба-Калан. Дай им покой... Не буди! Не думаю, что если собаки закрыли свои пасти, то стало тихо... — Она замолкла и прислушалась к далеким, смутным стонам ночной степи. — Ну, я понимаю отлично, что они точат на нас зубы! Без боя они не упустят добычу. Но одно прошу — живой меня не отдавай. У тебя в револьвере хватит пуль... Одну... мне...

Голос у нее дрогнул, и Баба-Калан так растерялся, что сразу не нашелся, что ответить. В нем было столько еще детской наивности и порядочного добродушия, что от слов сестры его просто в жар и холод бросило. Савринисо заинтересованно все наблюдала: и ее мысль металась то в защиту Баба-Калана, то соглашалась с Наргис.

Прятавшаяся в тени дувала Суада снова заговорила поспешно, беспорядочно:

— Говорите, не говорите! Думайте, не думайте! А?

У халифа народу с ружьями полно... И всех вас, еще на рассвете, прикончат тут в ловушке... Они убивают без зла. Так собака душит кошку... Хи-хи-хи...

— Она хоть и женщина, но права, — поднял голову лежавший до сих пор молча человек, закутавшийся в белый верблюжий чекмень.

Свет упал на его зеленовато-бледное лицо с темными провалами глаз. Это было лицо Мирзы, вчерашнего назира и доверенного советника «мира Сеида Алим-хана, а ныне пленника начальника добровольческого соединения Красной Армии, вождя племен Сахиба Джеляла. — И не забывайте, — продолжал Мирза, — хоть она и крикливая баба, но она госпожа Суада — законная супруга эмира Бухары Сеида Алимхана... И в нашем положении госпожа Суада может быть очень полезна. От ее слов... от теплого слова и улыбающегося лица эмир согревался в Арке и делался рабом ее приказаний.

Со снисходительным презрением Суада посматривала на Мирзу, говорила хриплым, требовательным, не терпящим возражений тоном. Она привыкла повелевать...

— Еще смеет какой-то назир... бывший назир так обращаться со мной. Эй, господин Мирза, ты забыл, что разговариваешь с высокой особой... с супругой самого халифа... Нас морят голодом, нас, которая приучена есть сладко и сытно... Я голодна и, если ты не можешь достать пищу, пусть меня отпустят домой... в Бухару. Не хочу терпеть.

Она поднялась во весь рост и, гордо изогнув стаи, выкрикнула:

— Подайте кушать! Я голодна!

Всем изрядно надоели причитания госпожи эмирши. И они живо встрепенулись, когда из темноты вывернулась над дувалом голова в чалме, а под чалмой выглядывала круглая физиономия.

Голова изрекла:

— Госпожа, котел уже кипит... Одну минуту.

Эмирша торжествующе взвизгнула. Голова исчезла.

Тогда Мирза повернулся к костру и, морщась, сказал:

— Видите? Здесь сама госпожа! И никто не хочет, чтобы при сражении ей причинили вред. Вы в безвыходном положении... Сеид Алимхан ускакал. Пусть едет в Афганистан, пусть в Китай, пусть в ад. Никому он здесь не нужен. А вот то, что здесь осталась его любимая жена, он не знает. Тому, кто ему вернет любимую жену, эмир хорошо заплатит, простит все грехи, дарует врагам жизнь. Пустите меня, я договорюсь с эмирскими людьми... Объясню...

— Скорее тигр будет слушать советы мышки, чем он ваши женские советы, — Алексей Иванович усмехнулся.

— И это правда! — воскликнула Наргис. — Ты, Сауда, что раскричалась здесь?

— Эй ты, гордячка! — взвилась госпожа эмирша. Она даже подсела поближе к костру. — Ты — задирающая нос. Не верю, что ты осталась невинной, и нечего тебе кичиться... Ты вкрадчива, умна, но не настолько, чтобы держать эмира в своих нежных .ручках, как держу я...

Сварливая перепалка затянулась, и спавший на небольшом айванчике Сахиб Джелял прервал женщин:

— Близится час молитвы... Брысь, вы! Хватит споров! Женщин мы к эмиру не пошлем, даже если наша жизнь зависит от этого.

Оживившись, бледноликий подхватил:

— Женщина—орудие... Жена эмира—отличный залог... Клянусь, до сих пор вы не думали об этом.

Алексей Иванович вспомнил свое не раз высказанное мнение о Мирзе: «Человек с воровскими глазами». И, действительно, глаза Мирзы бегали:

— Знаем, как лживы женщины,— быстро заговорил он, — и все же мы удивляемся, когда оказывается, что наша сестра такая... и не лучше остальных. О женщинах в нашем положении нечего говорить... Скажите, господа, если я устрою... договорюсь... Вы обещаете, комиссар, отпустить меня?