Михаил Шевердин - Вверяю сердце бурям

— Хорошо читаешь, — ворчливо заметил Ибрагимбек.— Вот только в конце голос у тебя что-то потерялся? А?

Комиссар молчал. Не станешь же разъяснять этому кровожадному беку, что ему, комиссару, совершенно ни к чему трезвонить перед подошедшими к ним басмачами о таких вещах, как союзники эмира, хотя всем было отлично известно, что ни одно из перечисленных в эмирском письме государств и не начинало на данном этапе войны с Советским Союзом.

Мирза не поднимал глаз.

— Почему молчишь? — заговорил снова Ибрагимбек.

— Господин Ибрагимбек, мы прибыли сюда, чтобы услышать ваш ответ на предложение командования Красной Армии. Я уже не раз, пока я здесь, излагал условия командования, на которых вам предлагается сдаться...

В ответ Ибрагимбек буквально зарычал:

— Эй, урус, обернись!

Не спеша комиссар повернул голову — именно не спеша, хоть всем своим существом он вдруг почувствовал страх... страх смерти.

Но нечего торопиться, делать резкие движения и тем самым выдавать свое далеко незавидное состояние. Он, комиссар Красной Армии, и должен держаться с достоинством... Но до достоинства ли тут? То, что он увидел, для непосвященного в нравы Азии не представляло ничего необыкновенного.

Представьте себе на миг — зеленую лужайку, начинающуюся прямо от паласа, на котором сидели комиссар и Ибрагимбек с Мирзой. Посреди лужайки мирно посапывали два огромных вола под деревянным ярмом. Деревянный же громоздкий омач склонился набок, приминая траву. Опершись на него, стоял пахарь в лохмотьях, с равнодушным лицом. В руке пахаря был обыкновенный полосатый грубый аркан, свитый из черных и серых волокон, и потому вызывавший ассоциации с пестрой змеей. До безумия отчетливо запомнился этот аркан-змея и внушительная петля, небрежно лежавшая на зеленой траве с голубыми маленькими, такими нежными цветочками и пчелками, копошившимися в них, так мирно и нежно жужжавшими.

И ужас, настоящий ужас сдавил горло... И мелькнула одна мысль:

«Взять себя в руки... Взять... Не показать, что ты испугался... Но, бог мой, как сделать, чтобы не побледнеть, чтобы не показать этой сволочи, что ты, большевистский комиссар, боишься? Боишься страшной, мучительной, медленной смерти».

Да, он думал только об этом и боялся, как бы эти ублюдки не поняли, что его охватил ужас.

Волы... мирные, добродушные, посапывающие, медлительно пережевывающие жвачку. Лишь непосвященный, не знающий жизни и местных обычаев мог отнестись безразлично к их появлению во время переговоров комиссара с Ибрагимбеком.

Но комиссар отлично все понял. Бросилось также в глаза, что невидимые до сих пор басмаческие йигиты сейчас повылезали из-за валунов и скал. Они сходились к поляне вооруженные, хмурые, не любопытствующие, рассаживались на траве полукругом около кошмы, где сидели комиссар с Ибрагимбеком и Мирзой. Приход йигитов означал — переговоры закончены.

Да, пока комиссар читал вслух послание эмира, оказывается, был дан знак Ибрагимбеком все подготовить к казни «кушт-и-гоу» — «воловье убийство». Великолепное зрелище собирался предложить своей шайке господин верховный командующий.

«Сейчас всему конец. Сейчас мне накинут петлю на шею... Этот глуповатый парень взмахнет хворостиной и прикажет своим волам: «Чух-чух!» — и волы тупо замотают рогатыми башками и поплетутся... неуклонно, безостановочно и даже не почувствуют, что натянется грубошерстный, точно проволочный, аркан... Петля врежется в шею жесткими проволочными шерстинками, раздерет кожу, стиснет... И потащат меня за шею волы по этой зеленой с цветочками мураве, меня, барахтающегося, точно щенка, хрипящего, задыхающегося. И ничего не поделаешь: оружия при мне нет. Конец.

Казнь «кушт-и-гоу» подлинно эмирская. Говорили же про казнь джадидов волами в конюшне эмирского Арка... Именно так казнил младобухарцев Сеид Алимхан в своем присутствии...

Медленно отвернулся от волов комиссар, посмотрел с отвращением на гнусно игривую физиономию Ибра-гимбека, у которого каждый топорщившийся волосок бороды торжествовал и ликовал.

— Каков же ответ ваш, господин Ибрагимбек? —> нашел в себе силы твердо проговорить комиссар.

— Ты что, не видел?.. Ты не соображаешь, — кивнул, давясь от смеха, Ибрагимбек в сторону упряжки волов... — Сейчас...

И он, картинно дергаясь, словно в судорогах, ухватил себя за горло.

Тогда комиссар задал вопрос Мирзе.

— Что скажет господин командующий? Какой ответ я должен передать в Душанбе?