После традиционных приветствий, рюмок коньяка и расспросов о здоровье семьи простодушный полковник, расчувствовавшись, выложил на стол объемистую пачку семейных фотографий. Шлоссер вежливо кивал, выслушивая пояснения к многочисленным снимкам. Слава богу, Редлих был крайне болтлив, барону не приходилось напрягаться, чтобы поддерживать разговор. Наконец дошли до последней, видимо, самой дорогой полковнику фотографии: две девочки лет пяти-шести, в центре мальчик постарше, держащий их за руки.
— Очаровательно! — облегченно вздохнул Шлоссер.
— Вы понимаете, барон, как мне не хотелось их оставлять. — Редлих, толстый, рыжий, военный мундир сидел на нем мешковато, любовно посмотрев на фото, спрятал его в бумажник.
Целлариус сидел на диване и с легкой улыбкой следил за Шлоссером и Редлихом.
— Клянусь, барон, я так и не понял, зачем меня послали в Таллинн, — беспечно болтал Редлих, глядя на Шлоссера наивными голубыми глазами. — Я специалист по Японии, кабинетный червь. Фрегатен-капитан, — легкий поклон в сторону Целлариуса, — был очень любезен и обещал помочь с гостиницей. Не поверите, но я летел впервые. Незабываемые впечатления.
— Таллинн — прекрасный город, — сказал Шлоссер.
— Конечно. Отдохните, полковник, — поддержал разговор Целлариус. — Я забронирую вам в гостинице отличный номер…
— Зачем, Александр? — запротестовал Шлоссер. — У меня в Таллинне есть знакомая — очаровательная вдова. Она со своим приятелем занимает целый особняк. Прислуга, домашние обеды и… очаровательная хозяйка.
Мужчины рассмеялись.
— Прелестно! Я буду вам очень обязан, барон. Признаться, не люблю гостиниц.
События разворачивались по точно намеченному плану. Вечером, в ожидании ужина, Лота знакомила гостя с предками покойного «мужа».
Она переходила от портрета к портрету. Редлих держал хозяйку под руку, вежливо кивал, больше внимания уделял «очаровательной вдове», чем предкам ее покойного мужа.
Стол поблескивал хрусталем и старинным фарфором, который был специально доставлен из квартиры барона. Шлоссер и Скорин, стоя у горящего камина, тихо беседовали.
— Да поверьте вы наконец капитан, — говорил Шлоссер, — это самый что ни на есть настоящий полковник генштаба. Специалист по Востоку.
— При чем тут Восток? — спросил Скорин.
— Значения не имеет. Кажется, Редлих научная величина и все прочее. Его должны знать в Москве. В гестапо есть данные, что он не симпатизирует фюреру. Он многое знает. Это находка для вас.
— Которую мне подсовывает абвер, — добавил Скорин.
— Таковы условия игры.
— Посмотрим.
Закончив «экскурсию», Лота хлопнула в ладоши.
— Господа, прошу к столу!
Было время ужина, но полковник не ел целый день, и ради гостя Шлоссер распорядился приготовить обед. Скорин обратил внимание, что сегодня обед был выдержан в истинно немецком стиле. На столе не было ни водки, ни коньяка — их пили до обеда, зато пиво, которое Шлоссер не выносил, подали в неограниченном количестве. Видимо, Шлоссер хорошо знал вкусы гостя: Редлих был в восторге и от пива, и от рыбных и мясных салатов. Когда же подали наваристый острый бульон из бычьих хвостов, на лице полковника появилась мечтательная улыбка. Шлоссер не курил, как обычно, ведь немцы должны относиться к еде с благоговением. Ел барон мало, вел тихую неторопливую беседу, вообще походил на благовоспитанного мальчика, стоически выдерживающего скучную церковную службу.
Может быть, Редлих действительно полковник генштаба? Для Скорина к обеду подавали хлеб, сегодня хлеба не было, значит, Шлоссер не хочет, чтобы гость обратил внимание на русские вкусы Пауля Кригера.
Наконец встали из-за стола и перешли в библиотеку, где мужчинам подали кофе и коньяк. Редлих рассыпался в комплиментах, но очень быстро, ловко руководимый опытной рукой Шлоссера, оставил пустую болтовню и заговорил о работе. Шлоссер следил, чтобы рюмка гостя не пустовала. Полковник пил и болтал, явно пытаясь своей откровенностью выразить хозяевам свое полное доверие, тем самым отблагодарив их за гостеприимство.
Через час силы оставили его, он не мог уже ни пить, ни болтать и был передан на попечение слугам. Тяжело отдуваясь, Редлих поднялся по скрипучей лестнице. Рыжий слуга поддерживал его, направляя его движения.
Через минуту Редлих уже надрывно храпел.
Скорин и Шлоссер еще сидели за столом. Лота отошла к открытому окну.
— Действительно, болтун, — сказал Скорин. — Либо блестящий актер.
Читать дальше