Николай Леонов - Вариант Омега (=Операция Викинг)

— Надеюсь, вы понимаете, капитан, — сказал вечером Шлоссер, что я не принимаю абсурдную идею об избранности арийской расы. Подобные теории создаются для одурачивания толпы.

— Тогда непонятно, как вы можете сжигать и распинать себе подобных, — ответил Скорин.

— Время от времени люди заливают грешную землю своей кровью и не любят, когда им мешают. Я спокойно отношусь к лаврам Иисуса Христа, не лезу на дорогу, по которой идут танки. Мой труп, капитан, даже на секунду не приостановит стальные гусеницы истории. Ваш труп тоже никого не остановит.

— Красиво говорите, барон. Насколько мне известно, в тридцать девятом году вы работали в посольстве в Москве. Это верно? — Скорин смотрел вопросительно.

— Верно.

— Предположим, мы захватили бы вас, барон, на сборе секретной информации. Вы согласились бы работать на нас?

Шлоссер долго не отвечал. Он попытался представить, как бы вел себя в подобной ситуации, и, решив, что скорее всего постарался бы обмануть русских, попытался уйти от ответа:

— Не стану лгать, не знаю, капитан. — Он снова задумался… А если бросить эту мысль русскому: — Знаете, я, наверное, пробовал бы вести двойную игру. — Разумеется, он, Шлоссер, переиграет русского, повернет игру в свою пользу.

— Это совет? — быстро спросил Скорин.

— Нет. И давайте перейдем к действительности. Вы ясно представляете ситуацию, в которой находитесь? Предположим, вы отказываетесь от сотрудничества со мной…

— Точно, отказываюсь.

— Что делаю я? Сегодня вечером я по вашей рации, используя ваш шифр, начинаю радиоигру.

— Москва знает мою руку, майор.

— Учитываю. У нас имеется магнитофонная запись двух ваших шифровок, хороший радист в состоянии подделать почерк. Я допускаю, в городе имеется человек, через которого Москва может проверить вас. — Шлоссер рассуждал вслух, делал паузы, задумывался, задавал вопросы, не ждал ответа. — Это не страшно, коллега. Живете здесь, изредка появляетесь в городе. Любая проверка подтвердит мои сообщения. Вышлют связного? Я приму шифровку, буду знать место и время встречи. Мы возьмем связного, попытаемся перевербовать его. Да, да, знаю, с русскими это редко удается. Что ж, тогда — расстреляем. Я успею передать от вашего имени уйму дезинформации. В конце концов Москва убедится в вашем предательстве, мы постараемся подбросить соответствующие факты…

— Вы захватили меня, расстреливайте! — чуть не крикнул Скорин, встал и, прихрамывая, отошел от стола.

— Вы мне нужны живым, капитан. Для своего народа вы человек потерянный. Кто узнает о вашей стойкости? Соглашайтесь работать, я не заставлю вас делать подлости. Мало того, чтобы в вас не сомневались, я снабжу вас ценной информацией. Вы принесете своим некоторую конкретную пользу. Связной не провалится. Он останется жив.

Необходимо любым путем втянуть русского в сотрудничество, пусть даже не искреннее. Главное, чтобы он вступил в игру, дальнейшее зависит от искусства партнеров. В своих силах Шлоссер не сомневался.

— Вы мне нужны, чтобы, анализируя задания вашего Центра, я мог знать, чем конкретно интересуется русская разведка.

— И только? — спросил Скорин.

— Конечно, изредка я через вас буду передавать такие сведения, которые выгодны нам, — полагая, что русский оценит откровенность, ответил Шлоссер и продолжал: — Предупреждаю, если вы не согласитесь на условия либо, приняв их, нарушите — попытаетесь бежать либо выкинете какой-нибудь иной номер, — покончите жизнь самоубийством… — Барон, давая русскому время вникнуть в смысл, выдержал паузу. — Я обеспечу ваш Центр такой информацией, что ни один человек на площади Дзержинского не станет сомневаться в вашем предательстве. Тогда уж действительно и ваши дети не будут гордиться вами.

— Продолжайте.

— Не забывайте, мне известны ваш шифр, почерк, время выхода в эфир. — Шлоссер понимал, что не сломил противника, русский — идейный враг, он никогда не пойдет на сотрудничество искренне. Тем лучше, в Москве знают характер и стойкость своего разведчика, будут верить до конца! Именно такой человек и нужен, пусть только начнет игру. Барон решил дать русскому надежду на возможную победу в конце операции.

— Кто знает, ход войны может измениться, — философски произнес он.

— Уже изменился. Мы разбили фашистов под Москвой, будем бить, пока не дойдем до Берлина.

Шлоссер чуть было не сказал, что русский фанатик, сдержался и повернул разговор в нужное русло.

— Пока об изменении говорить рано. Но если ваша армия войдет в Европу и ход войны действительно изменится, интересы нации потребуют от меня совсем иного…