Владимир Зоберн - Небесный полк Победы

Вот и не стала Русская Церковь кланяться Третьему рейху.

Священники и архиереи, помнившие войну, рассказывали о том, что в ту пору случилось много чудесного. Это ободряло их и подтверждало правильность сделанного ими выбора.

Так, протоиерей Николай Агафонов повествует об одном происшествии в биографии будущего патриарха Пимена, который в годы войны был еще в сане иеромонаха. Когда Германия напала на СССР, иеромонах Пимен отбывал ссылку в Средней Азии, а уже в августе 1941 года его призвали в армию. Служил пехотинцем 702-го стрелкового полка. Однажды его полк «…попал в окружение и в такое кольцо огня, что люди были обречены. В полку знали, что среди солдат есть иеромонах, и, не боясь уже ничего, кроме смерти, бухнулись ему в ноги: „Батя, молись. Куда нам идти?“ У иеромонаха Пимена была потаенно запрятанная икона Божией Матери, и теперь под огнем фашистов он слезно молился пред Ней. И сжалилась Пречистая над гибнущим воинством – все увидели, как ожила вдруг икона, и Божия Матерь протянула руку, указав путь на прорыв. Полк спасся…»

Тут вся суть войны отразилась, тут и добавить-то нечего.

Все войны развязывают великие люди, вызывающие духов злобы, а заканчивают ее маленькие люди, хранящие в сердце свет и добро. В итоге именно им Бог дает Землю.

В 1942 году в нашем дворе поселились немцы. Они рассредоточились по жилым кварталам Армавира в надежде, что красные не будут бомбить жителей. Они ошибались, но тогда этого никто не знал.

Время войны для города стало адом.

Сначала бомбили немцы. Родня с соседями залезли в выкопанную траншею, положили сверху двери и несколько слоев матрацев. Бомбили жутко. Один из прадедов оглох, другому старому соседу что-то оторвало. Но наш дом был далеко от центра. В центре бомбили очень жестоко.

Было страшно, но народ не терял чувства юмора. Один из снарядов упал рядом с нужником и взрывом заляпало абрикосовое дерево вредного соседа. Народ шутил, что нет худа без добра.

Красные бежали из города, бросив даже архивы НКВД и награбленное чекистами добро. Отец с другими мальчишками сразу ринулись в это здание. Добычей стала именная казачья сабля, гармошка и куча медалей, сорванных с безвестных героев. Отцу досталась медаль «За покорение „боксерского восстания“ в Китае».

Где ты лежишь, герой, без своей медали?

Потом мальчишки бросились во двор заготконторы. Там уже все разграбили и добирали мед из огромного чана. Взяли мед и побежали домой.

Вдруг видят, как вдоль по улице несется немецкий самолет и палит из пулемета. Когда самолет подлетел, отец увидел даже лицо летчика. Немецкий офицер прекрасно видел, что ему навстречу бегут дети, и дал очередь из крупнокалиберного пулемета. Девочку Сашу восьми лет, которая бежала слева от 12-летнего брата – моего будущего отца, – разорвало напополам…

Летчик люфтваффе, казалось бы, белая кость, скорее всего, дворянин… И такая низость и необъяснимая злоба. Растлили даже элиту.

Придя в город, немцы первым делом поставили на центральной площади города виселицы. И тут же повесили четверых мужчин. В здании нашей школы устроили гестапо.

На перекрестках дорог в жилых кварталах сложили бочки с бензином и пригрозили, что сожгут квартал, если что будет «не так».

Город пришел в шок от такой азиатской жестокости. Ужас достиг предела, когда узнали, что за городом расстреляли шесть с половиной тысяч евреев и коммунистов. У нас на Кавказе соседние народы не всегда дружат. Ну, как-то можно понять ненависть немцев к коммунистам. Все-таки враги по оружию. Но убить детей, женщин и стариков-евреев… как-то совершенно невообразимо.

Город у нас многонациональный. В школе со мной учились немцы, болгары, греки, финны, литовцы, поляки, татары, армяне. Конечно, мы как-то отличались и даже обижали друг друга по этому поводу. Но взять и убить наших соседей, с которыми все мы притерлись, – это немыслимо. И сейчас поражает эта невероятная злоба немцев.

В нашем дворе остановилось отделение немцев.

Молодой лейтенант приходил к моей бабушке Агафии, давал муку и просил печь хлеб и пышки солдатам. Часть хлеба всегда оставлял детям.

Он часто молча смотрел на то, как бабка хлопочет на кухне, и вздыхал:

– Вы очень похожи на мою маму.

Однажды мадьяр из этого немецкого отделения пристал к Агафии. Она толкнула его. Он озверел, вытащил кинжал – у них были такие длинные ножи с надписью Alles fur Deutschland и заорал: