Михаил Алексеев - Солдаты

Так, вглядываясь в лица убитых и раненых, Гунько вспоминал все, что знал о них, и ему не верилось, что это действительность, а не кошмарный сон. Еще несколько часов тому назад эти люди, неподвижно лежащие сейчас на земле, были живы и невредимы: писали письма, хлопотали у орудий, поправляли окопы и блиндажи, спорили, мечтали. Это были подчиненные ему бойцы и офицеры; он иногда покрикивал на них, иногда хвалил, с ними проводил долгие фронтовые будни; эти люди были для него дороже и ближе, роднее всего на свете. И вот теперь многих из них нет. Никто и никогда больше не услышит их голосов…

Между тем из-за Шебекинского леса все выплывали и выплывали караваны наших штурмовиков.

«Сколько же длится этот бой?» — подумал Гунько, заметив, что солнце клонится уже к реке. И вдруг, осознав обстановку, Гунько торжествующе закричал:

— А ведь немцы-то не прошли! Не прошли! Не прошли!.. — повторял он, неожиданно, поняв, какой великий смысл заложен для него и для всей страны в этой короткой фразе.

— Не прошли!..

Гунько посмотрел на свою батарею, точнее, на то, что осталось от нее, — разбитые орудия, раненых и мертвых бойцов, разрушенные окопы, — и обессиленный опустился на землю, закрыв голову руками.

— Что с вами, товарищ старший лейтенант? — услышал он густой, низкий голос.

Гунько приподнял голову и увидел Забарова. А по траншее в изодранных маскхалатах один за другим тянулись остальные разведчики. Они вели пленных. Гунько хорошо знал Забарова. Федор вместе с Марченко не раз бывал на батарее.

— Вот видите, что случилось… — как бы извиняясь, сказал Гунько и торопливо растер горячей ладонью слезы на своих смуглых и грязных щеках.

— Да, невеселая картина… — согласился Забаров. — А это ваши? — и он кивнул в сторону догоравших немецких танков, надеясь хоть чем-нибудь ободрить старшего лейтенанта.

— Кажется, наши. А впрочем — не знаю… Тут все поработали. Да это и не так важно.

Аким — он был сейчас задумчивый и тихий — помог Гунько подняться и посмотрел на него заблестевшими вдруг глазами — вот так когда-то глядел он на сержанта Фетисова, колдовавшего в своем блиндаже над миной. Акиму вдруг захотелось крепко обнять офицера. Губы разведчика шевелились. Казалось, с них вот-вот сорвутся взволнованные, несвязные слова. Но Аким промолчал и отошел в сторону.

— А где вы пропадали? — спросил Гунько.

— Отбивались от немцев, — ответил Забаров.

— Ну и как, отбились?

— На сегодня — да. Правее, говорят, немец потеснил наших, а тут — нет. Вот ведем пленных к генералу. Гитлеровцы образца тысяча девятьсот сорок третьего года. Полюбуйтесь!

Разведчики присоединились к артиллеристам, помогли им вновь перевязать раненых. И только после того, как раненые немного успокоились, Гунько приблизился к немцам.

— Ком… ком!.. Шнель, говорю! — Ванин подтолкнул вперед пленных немцев. Гитлеровцы затравленно озирались, послушно исполняя Сенькины приказания.

— Только трех живых и нашли. А остальные все дохлые, — сообщил Ванин.

Гунько долго сверлил глазами стоявшего впереди немца и вдруг размахнулся, чтобы ударить его, но тут же почему-то опустил руку.

— Аким, — позвал Сенька своего друга. — У меня для тебя подарок есть, — и, порывшись в кармане, он вынул оттуда очки с блестящей золотой оправой. — Получай, друже, да благодари своего верного приятеля, Семена Прокофьевича. Я вон у того, который без пилотки, одолжил…

Аким внимательно посмотрел на Сеньку, повертел очки в руках, похвалил их и вернул немцу.

— Вот сердобольная интеллигенция!.. Для тебя же старался. Ведь свои-то ты потерял, а без очков, поди, ни черта не видишь! — набросился на него Ванин. — Попался бы ты им!..

— Так мы ж не фашисты, — возразил Аким. Не знал он, какую великую обиду причинил Сеньке, отказавшись от его подарка. — Их этому учили — чтобы грабить, убивать… Такая у них война… Как ты этого не можешь понять, Семен!..

— Не фашисты мы — это да… — невнятно бормотал Ванин.

Но кругом него лежали убитые бойцы из батареи Гунько, все они полегли от рук немцев, и горячее Сенькино сердце требовало мщения. Сеньку возмущали рассудительные, спокойные объяснения Акима.

Шахаев подошел к Ванину, положил свою руку на его плечо, тихо, убежденно сказал:

— А ты, Семен, не горячись. Подумай над словами Акима. Он правильно сказал. Вон, смотри, старший лейтенант Гунько и тот не смог ударить пленного, а сколько он потерял сегодня своих товарищей. Нельзя нам этого делать, Семен. Пойми!