Михаил Алексеев - Солдаты

— Петр Петрович, начинайте!

Из кармана полинялых, истертых до блеска, словом — видавших виды брюк Владимира Фетисова выглядывала аккуратно свернутая кумачовая головка маленького флажка, — такие флажки покупают наши люди своим детям в дни революционных праздников.

Рядовой Федченко давно уж присматривался к этому флажку, но все не решался спросить старшину, зачем он ему понадобился. Наконец не выдержал и легонько ткнул по карману Фетисова.

— Это… для чего, товарищ старшина?

— А что, помешал он тебе?

— Нет, просто так. Интерес разобрал. Зачем, мол, этот флажок старшине понадобился. Первое мая прошло, а до Октябрьской далековато…

— У нас и ныне праздник. Разве не знаешь, какой день? Вот сейчас…

Близкий и оглушительно резкий выстрел орудия Печкина оборвал речь Владимира.

— Началось!.. — с ликующей дрожью в голосе прошептал Фетисов, чувствуя, как колючий, лихорадящий ток побежал по его жилам.

Разом с орудиями Гунько заговорили другие батареи, подали свой голос тяжелые пушки. Но артподготовка была необычно короткой и совсем, пожалуй, нестрашной для неприятеля, — она во всем не походила на те, которые предшествуют крупным наступательным операциям.

Едва открыли огонь батареи, в воздух врезались и певуче огласили окрестность красные ракеты. Тут же мимо Фетисова и Федченко, справа и слева, а то и перепрыгивая через них, на гору, к хмуро насупившимся и молчавшим дотам, побежали пехотинцы из роты Фетисова, наступавшей на самом левом фланге полка. Старшину так и подмывало вскочить на ноги и присоединиться к атакующим. Но, вспомнив, что он находится здесь с другой задачей, еще плотнее прильнул к бронебойке. Бегущие пехотинцы сквозь оптику прицела казались ему сказочными великанами. От вражеских укреплений их отделяло совсем малое расстояние. Вот бы еще одна, две перебежки — и…

Прямо в прицелившийся глаз Владимира из одного дота ударили частые, яркие вспышки первой короткой пулеметной очереди. В черном зеве амбразуры змеиным жалом замигало что-то красное и зловещее. Поднявшиеся было для очередной и, может быть, последней перебежки советские стрелки дрогнули, словно в недоумении потоптались немного на месте, потом опять побежали вперед, но уже не так дружно, как вначале. Сперва ткнулся в землю, не достигнув цели, один, за ним — другой, третий. И вот уже все пространство, отделявшее Фетисова от противника, вдруг стало до жути пустынным. Над ним медленно рассеивалась дымовая завеса, поставленная нашими артиллеристами и саперами.

Орудия Гунько первыми открыли огонь по этому доту. Фетисов хорошо видел, как от его покатых боков серо-голубыми, ослепляющими брызгами разлетались бетонные осколки. Но это не приносило доту особого вреда, — пулемет по-прежнему хлестал по залегшим цепям советских пехотинцев. Артиллеристы пытались и никак не могли угодить в амбразуру, жарко плюющуюся смертельными плевками пулеметных очередей.

Фетисов весь горел, готовясь произвести выстрел из своего ружья. Первый раз он не смог преодолеть волнения и промахнулся. Второй выстрел — неприятельский пулемет, моргнув, смолк. Hо пехотинцы не поднимались: нелегко солдатам расстаться со спасительной в этих случаях землицей. Им еще не верилось, что пулемет немцев замолчал навсегда. Фетисов, обливаясь потом, дрожа от внутреннего возбуждения, в бессилии кусал губы, кричал что-то залегшим солдатам, но в общей сумятице боя его никто не слышал.

— За мной, Федченко! Не отставай только!.. — хрипло крикнул он напарнику, ловко подхватывая тяжелое ружье. — Вперед, дружище!..

Владимир бежал, падал, проваливаясь в небольшие воронки и спотыкаясь о камни и обрывки колючей проволоки. С разбегу подлетел к доту, какая-то безумная и страшная сила внесла его на огромный раскаленный купол. Перед глазами удивленных и одновременно смущенных стрелков над дотом рдяно загорелся флажок. И недружное солдатское «ура» встряхнуло тяжкий полдневный августовский зной и молодым, все более набиравшим силы громом покатилось наверх, туда, к дотам, где в руках человека пламенно вспыхнул красный маленький флажок.

— Огонь! — коротко прокричал в трубку Павлов, учащенно дыша, как было всегда с командующим артиллерией перед большим делом. Услышав вслед за своим голосом грохот орудий, он тряхнул контуженым плечом, не заметив даже, как почти совсем вылез из траншеи наблюдательного пункта.

Это было ровно в два часа дня 19 августа 1944 года, когда дивизия генерала Сизова начала свою небольшую, но исключительно важную, тяжелую и кровопролитную операцию, предшествовавшую грандиозному наступлению Второго и Третьего Украинских фронтов на ясско-кишиневском направлении.