Михаил Алексеев - Солдаты

— Да вот… потолковать хотелось бы…

— За советом пришел?

— За советом, товарищ полковник, — несколько смущенный тоном начподива, сказал Шахаев.

— Ну, давай посоветуемся. Но ты не думай, дорогой товарищ, что начальнику политотдела всегда все ведомо. Давай уж вместе обсудим. — Маленький, аккуратный, по-прежнему энергичный Демин прошел за свой столик, за которым сидел над какими-то бумагами до прихода Шахаева. — Присаживайся. Гуров, — окликнул он инструктора, — убери свои листовки! Дай человеку присесть.

Вечером у разведчиков проходила беседа. На ней присутствовали все солдаты. Объявив тему беседы, Шахаев спросил:

— Кто желает высказаться, товарищи?

— Я желаю! — поднялся с земли Али Каримов. До этого он сидел, сложив ноги по-восточному, и нетерпеливо ожидал, когда перейдут к делу. Его вечно удивленные глаза на этот раз были беспокойно-злыми. — Как же понимать надо, товарищи? — начал он, поворачиваясь лицом к разведчикам, разместившимся в саду. — Выходит, Антонеска опять у власти останется?

— Это почему же? — сердито спросил его Ванин.

— А ты не перебивай меня. А вот почитать нада, — Каримов с непостижимой быстротой извлек из кармана брюк измусоленную газету, нашел нужное место и, сбиваясь от волнения, начал читать: — «Советское Правительство заявляет, что оно не преследует цели приобретения какой-либо части румынской территории или изменения существующего общественного строя Румынии». Понял, Ванин, о чем тут речь? Вот разъясни нам, а я кончил! — И Каримов, взглянув на посрамленного, по его мнению, Сеньку, гордо пошагал на свое место.

— Ванину слово! — раздалось несколько голосов.

— Ванину! — по-петушиному пропел Кузьмич. — Пусть разъяснит! Скажи-ка, Семен…

— К порядку, хлопцы! — остановил расходившихся солдат Пинчук. — Ишь як вас подмывав… У мэнэ в колгоспи на собрании и то бильш було порядку… Ну, Семен, будэш говорыть?

Сенька поднялся нехотя. Все выжидающе поглядывали на него.

— Как же это, ребята, а? — растерянно развел он руками.

— А вот так! — не утерпел Каримов.

— А ты меня не перебивай! — зло одернул его Ванин, досадуя больше на себя, чем на Каримова. Ему, по-видимому, нужно было выиграть время, чтобы собраться с мыслями, и он охотно вступил бы в любую дискуссию, не касавшуюся этого вопроса. — Я тебя не перебивал?

Каримов посмотрел на Сеньку.

— Как это не перебивал? А кто же…

— Ты замолчи, Каримыч! Хай говорыт. Продолжай, Семен! — Петр Тарасович грозно глянул на азербайджанца, и тот скорехонько умолк.

Шахаев сидел молча. Он решил пока не вмешиваться в солдатский спор.

— Как же это, ребята, а? — повторил Сенька, беспомощно разводя руками. — Выходит, Каримов прав. Я присоединяюсь, — закончил он, готовый уйти на свое место.

— К кому присоединяешься? Говори точнее, — остановил его Пинчук.

— К Али Каримову.

— Добрэ. Ну, сидай. Хто еще будэ говорыть?

Охотников не нашлось. Выкрикивали с мест.

— Тут надо разобраться! — подал вновь свой голос Кузьмич.

— Разберутся и без нас, — ответил ему флегматичный и, казалось, ко всему безразличный повар Михаил Лачуга.

— Як цэ — бэз нас? — Петр Тарасович потемнел. — А мы, по-твоему, що?.. Так соби… Ну, хто еще желает высказаться?

Поднялся Кузьмич.

— Насчет территории там все правильно указано. У нас своей земли хватит. А вот касаемо обчественного строя, тут что-то непонятное есть. Антонескова этого у власти ни в какую нельзя оставлять.

— А его и не оставят, — уверенно произнес уже давно порывавшийся выступить Вася Камушкин, которого ранее останавливал предостерегающий взгляд парторга: обожди, мол, пусть сначала солдаты говорят. — Его, Антонеску, мы будем судить по всем строгостям советских законов как военного преступника. А режим мы не будем здесь устанавливать. Это дело самих румын.

— А ежели они сами не справятся? Была же здесь когда-то революция, подавили ее. Аким нам рассказывал об этом… — Сеньке, видимо, хотелось взять реванш за свой провал, и он старался срезать каверзным вопросом Камушкина, который высказал — Ванин в душе отлично понимал это — стоящую мысль.

— Справятся. Теперь справятся! — твердо сказал комсорг.

Кузьмич сердито посматривал то на Пинчука, то на Камушкина, стараясь привлечь к себе внимание, но, очевидно, все уже забыли, что слово предоставлено сибиряку. Оскорбленный, он махнул рукой, прошел на свое место и затих там, прикусив по обыкновению свой левый ус.

— Не кипятись, Семен, — одернул своего дружка Аким, до этого молча наблюдавший за перепалкой разведчиков. — Комсорг правильно говорит. Румынский народ сам должен решить, какая власть ему по душе…