Михаил Алексеев - Солдаты

— Может, кое-что из этих наук я и подзабыл, — чистосердечно признался Семен. — Однако насчет дождя и прочее ты, Аким, подзагнул.

— Поживем — увидим.

Аким уже успел рассказать Сеньке о том, что его тревожило, и теперь на душе у него стало легче. Лицо приняло прежнее добродушное выражение, как всегда немножко рассеянное. Сенька обещал ему уговорить Шахаева на обратном пути отпустить Акима на несколько часов, а может, и на всю ночь, — смотря по обстоятельствам — в родное село к невесте.

Вскоре стало душно. Гонимые южными ветрами, низко поплыли темные тучи. Мокрыми ошмотьями к ногам прилипали прошлогодние дубовые листья. По веткам забарабанил редкий холодный дождь.

Аким ухмылялся.

— Ну, что я говорил? — толкал он Сеньку.

Но тот не сдавался.

— Ворона — дура, но и она может накаркать любую беду.

Дождь усилился.

Разведчики вышли к реке Вьюнка. Шахаев волновался, все время глядел по сторонам: в этом месте их должен был встретить человек.

Сквозь разрывы облаков выглянула луна — начищенная, беззаботная — и тут же снова спряталась за тучи. Надо было переправляться на противоположный берег. Посмотрели — лодки не видать. Но тут случилось то, что на солдатском языке называется «подвезло»: высокое дерево, стоявшее над самой водой, подмытое течением, повалилось, едва его толкнул Пинчук. Оно с треском упало вершиной на тот берег, образовав своеобразный мост.

Первым вызвался пройти Семен.

— Только в случае чего матери сообщите, — сказал он, улыбаясь.

Но улыбка получилась не Сенькина — натянутая, пожалуй даже жалкая. Он с опаской поглядывал на черную, кипящую пучину и осторожно ступил на дерево.

От тяжести Сенькиного тела дерево опускалось все ниже и ниже, и, когда Ванин достиг середины, оно качнулось, выскользнув из-под ног разведчика. Семен попытался было ухватиться за ствол, но потерял равновесие и на глазах разведчиков исчез под водой.

Сенькин малахай поплыл вслед за обломанными ветками коварного дерева. Однако через несколько секунд появилась Сенькина голова. Отчаянно рассекая воду мелкими саженками, солдат поплыл к противоположному берегу и вскоре выбрался на сушу.

— Беги в деревню! — крикнул ему Шахаев. — Крайняя хата отсюда, с гнездом аиста на старом дереве! Понял?

Сенька убежал. Увлеченные этим происшествием, разведчики не заметили, как из кустов вышел высокий седобородый старик. В руках он держал длинный шест с железным крючком на конце. Первым старика увидел Яков. Незаметно толкнул сержанта. Шахаев обернулся. Но Пинчук опередил его.

— Здравствуй, диду! — приветствовал он старика.

— Доброго здоровьечка!

Вскинув кудельные брови, дед пристально смотрел на ребят: «Они или не они?»

— Откуда, дедушка? — спросил Шахаев и тоже подумал: «Он или не он?»

— Из Климовки, откуда же мне быть, — дед махнул рукой в сторону деревни, в которой только что скрылся Ванин. — Бревна ловлю… двор у меня сожгли.

«Значит, он», — подумал Шахаев, но пароль на всякий случай пока что не сообщал.

— Кто же сжег, дидуся, а? — спросил он старика.

Дед посмотрел на сержанта и, растерянно теребя бороду, ничего не ответил.

— А вы кто будете? — помолчав, спросил он, украдкой поглядывая на мешки за спинами ребят.

— Рабочие мы, дедушка, домой пробираемся, в Харьков. Из Белгорода. Немцы нас отпустили. Говорят, красные наступать собираются.

Оттянув двумя пальцами мочку уха и склонив набок голову, накрытую заячьим, наполовину облезлым треухом, дед внимательно слушал. Потом вдруг поднял кверху большой нос, потянул им воздух и хитро засмеялся беззубым ртом.

— Ой же и врать ты мастер, сынок! Не из Белгорода вы. Махорочка очень духмяная у вас, Аж за сердце щекочет. На версту чую ее запах, ить такой махорки, мил человек, при немцах-то мы, почитай, третий год не видим… — И старик стал рассказывать не опасаясь: — В прошлом годе скрывался у меня один лейтенант, молодой, вроде вот вас, — дед указал на Уварова. — Федором звали его. Подбили, вишь, его зенитчики немецкие. Ну, так вот он меня и угощал махоркой советского изделия… Ушел потом к своим. С той поры и не чуял я запаха махорочки нашей…

Растроганный Шахаев пожал большую бугроватую дедову руку и сообщил ему пароль.

— У Алексея Ивановича были сегодня? — спросил он старика.

— А как же! Только от него…

Сквозь шум воды до разведчиков доносился низкий, словно бы придавленный чем-то тяжелым, гул.

— Нечистый бы их забрал, — дед нахмурился. — Это там… у моста… Танки ихние. День и ночь горгочут. И все туда, к вам, направляются… Огромадные, дьявол бы их забрал совсем… Ране таких не видно было… Широченные. «Тиграми», вишь, их назвал немец. Для устрашения небось…