Альберт Зарипов - Минки М.О.Н-ки

Я не стал его спрашивать, почему он здесь сидит один, и даже без ночного бинокля или прицела. Молодой лейтенант оставил ночник на своих позициях, которые вдобавок показались ему тесноватыми для ночного бдения. Вот снайпер и был отправлен охранять уже непосредственно сам тыловой дозор.

С Мирошником мы пошли по дороге обратно, к его тыловым коллегам. Дойдя до нужной кучи, солдат остановился и ткнул в нее пальцем. Но нас никто не окликнул, а потом и не отозвался на мой негромкий окрик. После тихого свиста опять ответом была тишина.

— Дай-ка мне камень. Нет. Побольше. Вот, в самый раз, — злорадно улыбаясь, сказал я и взял из руки бойца увесистый булыжник. — А теперь садись.

«Камешек» описал навесную траекторию и упал на что-то мягкое. Послышался глухой звук удара и громкий стон. Через секунду-другую из темноты послышался заспанный голос стажера:

— стой! Кто идет?

Я подождал пока за кучей прекратится возня и ответил:

— Командир. Оружие — на предохранитель!

Я сделал два шага к дозору, но щелчков предохранителя не было слышно и пришлось остановиться. Из-за кучи послышался нарочито бодрый голос молодого и зеленого лейтенанта:

— Стой! Освети лицо фонариком.

Эти приказания из Устава гарнизонной и караульной службы обычно кричат часовые на постах, чтобы в ночное время удостовериться в личности пришедшего начальника караула или разводящего. Скорее всего именно эти слова и пришли на ум внезапно проснувшемуся стажеру, но мне сейчас уже было не до смеха — с таким разгильдяйством я не сталкивался никогда.

— Щас засвечу каждому прикладом промеж глаз — сразу узнаете. Автоматы уберите. В сторону, я сказал!

Во мне почти сразу определили своего начальника, и дуло автомата ушло в сторону. Я перелез через гравий и оказался в неглубокой котловине между трех куч. Орать и кого-то наказывать сейчас не имело смысла, поэтому я спокойно спросил:

— Почему спим?

Ну разумеется, здесь никто не спал, а они просто отвлеклись в другом направлении, но доложить обстановку вокруг… Тут-то и возникла заминка.

Мирошник полез к дозору, а мы с лейтенантом отошли к дороге.

— Слушай, тут тебе не учения или курорт. Посмотри как-нибудь по видику, как они одними ножами орудуют… Я тут всего на две ночи, и потом уеду. А ты останешься здесь. И ходить в засады придется тебе одному, без других офицеров. А куканы будут смотреть на тебя. Если ты спишь в засаде, то вся группа будет спать. Ну одну или две ночи вам повезет. Но рано или поздно вас вычислят и потом ночью или ножами всех прирежут, или автоматными шомполами в ухо заколют. Ты этого хочешь?

Он помолчал немного, а потом недовольным и обиженным голосом выговорил мне:

— А чего меня, офицера, вместе с бойцами в тыловой дозор посадили? Мне нужно везде с командиром быть, чтобы чему-то научиться, а тут приходится как солдату в дозоре сидеть.

В его словах была определенная доля резонности, пришлось объяснять ему, что духи, вероятнее всего, пойдут из дачного массива, одиночного дома или спустятся с горы. Из города, конечно, они тоже могли прийти, но тогда бы они сильно рисковали засветиться сами или ненароком выдать дома своего проживания. Поэтому тыловой дозор находится на максимально возможном пути выдвижения боевиков, которых могут прозевать заснувшие бойцы. Вот из-за этого и было необходимо в тыловом дозоре оставить его в качестве старшего…

Можно было бы до самого утра учить подрастающее поколение будущих командиров разведгрупп, но пришлось уделить этому всего две-три минуты. Пообещав поговорить с ним уже днем, я отправил Руслана на его позиции, а сам поспешил к ядру группы.

А там боец-связист, развернувший свою радиостанцию в десятке метров от остальных разведчиков, чуть было не устроил ночную дискотеку…

Проходя мимо него, я вдруг услыхал, как лежащий спиной ко мне связист просит поставить ему королеву с желтым чемоданчиком. Я завернул к нему, но услыхал бодрые утверждения радиста о том, что он просто прокачал на всякий случай связь.

Я уже лег на свою огневую позицию, как через некоторое время послышался странный шум. Казалось, что где-то далеко в городе идет свадьба, и оттуда доносится еле слышная мелодия. Я прислушивался и вскоре определил направление этого звука. Как раз в этой же стороне раскинул свои антенны и противовесы наш связист, который чрезмерно увлекся прослушиванием любимой песни и потому не заметил моего приближения.

— Классно поет? — тихо спросил я у него, присаживаясь рядом с радиотелеграфистом на корточки.