Альберт Зарипов - Минки М.О.Н-ки

Антонов, так тебя и разэтак. Убери огнемет. Положи на землю. Пошли со мной.

Я направился вперед, стараясь идти тихо по асфальту. Через минуту меня догнал Антонов, который тоже пытался не шуметь.

— Ты не видел нас сзади себя что ли? А какого хрена тогда так целишься? — шепотом выговаривал я солдату, идущему справа от меня.

— Да я только приготовился, — оправдывался он.

Я хотел было сказать что-то еще, но тут нас окликнул громкий шепот Шумакова:

— Стой! Кто идет?

— Командир, — быстро сказал я, остановившись перед этим на секунду.

Подойдя к дозору, я присел на корточки и выслушал доклад замкомгруппы об окружающей обстановке. Потом я коротко спросил:

— Кто ходил в кусты?

Шумаков на секунду замешкался, но тут же ответил, что никто. Я коротко выругался и ткнул кулаком в бок лежащему рядом пулеметчику. Почему-то мне казалось, что это мог быть только он:

— Ты ходил? Я же в БН видел, как ты тут заправлялся.

Не дожидаясь повтора, пулеметчик глухо ответил:

— Это я был.

— А что там делал? — уже поспокойнее спросил я.

— Живот прихватило.

Я опять выругался:

— Мы тебя только что чуть было не пристрелили. Ты что, не знаешь, что без разрешения командира на метр нельзя отходить? Что с животом?

Наступила недолгая пауза.

— Понос, — ответил пулеметчик.

— Так я же вам говорил днем, чтобы зеленых персиков не ели! Голодуха пробила? Как фамилия?

Узнав фамилию бойца, чтобы заняться им в светлое время, мы пошли обратно, на ходу ругая солдатскую всеядность и прожорливость. Пробираясь днем по дачным участкам, я видел, как разведчики попутно срывали с веток созревающие мохнатые персики и набивали ими карманы. Я тоже сорвал один, но, откусив, тут же сплюнул и отбросил несозревший плод. На мое замечание один из разведчиков хохотнул и сказал, что их желудки теперь гвозди и подошву солдатских сапог могут переваривать, а не то что какие-то зеленые персики. Вышло так, что они явно переоценили свои возможности.

Находящиеся в ядре группы бойцы чувствовали себя превосходно и ни на что не жаловались. Хоть это меня порадовало, но радость моя была недолгой. Я пошел проверить тыловой дозор и, осторожно идя по дороге и пристально всматриваясь в длинную вереницу гравийных бугров слева, я все-таки проскочил позиции своих тыловиков. Пройдя еще полтора десятка метров вперед, я уже было развернулся, чтобы пойти обратно, как тут меня коротко окликнул громкий шепот:

— Кто?

Я остановился на дороге, повернулся лицом к говорившему и так же коротко ответил:

— Командир.

По еле заметному движению в темноте я определил место нахождения дозорного разведчика и пошел к нему. Не доходя одного-двух метров до кучи, за которой сидел боец, я тихо сказал в ночную темень, медленно процеживая слова сквозь зубы:

— Убери ствол в сторону.

Черное пятнышко дула снайперской винтовки, почуянное мной каким-то непонятным чувством, дрогнуло и исчезло вправо от меня. Я осторожно поднялся на небольшой склон и тихо спросил:

— Ну. Как дела?

Передо мной был всего лишь один боец, по долговязой и худой фигуре которого я узнал снайпера. Он также тихо доложил обстановку вокруг себя, которая оказалась спокойной.

Я выслушал его и потом спросил солдата, уточняя и подразумевая его воинскую специальность:

— Ты эсведешник?

— Нет. Я — Мирошник, — спокойно ответил он и тут же поправился. — Рядовой Мирошник.

— Понял тебя, рядовой Мирошник. У тебя СВД?

Снайпер ответил положительно, но сразу уточнил, что снайперская винтовка без ночного прицела, а у дневного не работает подсветка. Сюда его направил товарищ лейтенант, который со вторым дозорным остался на старом месте. Я выслушал его подробный ответ и только вздохнул. Ни при каких обстоятельствах ни одна боевая задача не должна выполняться всего лишь одним разведчиком, независимо от его подготовки или профессионального мастерства. Одиночка-боец может сгинуть в военной неизвестности и неопределенности раз и навсегда и тогда никто не будет знать его судьбы. Поэтому самым маленьким боевым элементом является боевая двойка, в которой разведчики могут прикрыть или поддержать друг друга в любой ситуации.

Даже мне, командиру группы, при ночных передвижениях от ядра к тыловому или передовому дозору было порой черезчур жутковато и даже страшно. А тут простой боец, один-одинешенек, уже два часа сидит на отведенной ему позиции и готов был, как мне показалось, наблюдать за обстановкой до самого утра.