Николай Прокудин - Конвейер смерти

— Есть желающие добровольно служить и воевать в первом батальоне? — спросил я. — Кто имеет представление о войне в «зеленке», о рейдах в горах? Выйти из строя.

Шаг вперед сделали пятеро. Я внимательно вглядывался в их лица. Нравились не все. Ткнул пальцем в грудь одного с наглым взглядом:

— Наркоту употребляешь?

— Употреблял. Но больше месяца «чарзом» не балуюсь.

— Встань обратно в строй. Ты мне не нужен! — Я решительно махнул рукой и добавил, обращаясь к офицерам:

— Беру только четверых. Остальных можете отправить обратно на заставы. Я не хочу, уезжая домой, оставить после себя не батальон, а «клоаку».

Офицеры с застав пороптали, но я наотрез отказался слушать их доводы.

Колонна выехала за пределы Кабула. Техник ночью поработал на совесть. Машины гулко тарахтели, дымили, но бежали без поломок. Мы с Александровым время от времени останавливали нашу колонну, сверялись по картам на местности. Правильной ли едем дорогой, не сбились ли с пути, да и броне давали передышку. Чтобы заблудиться, в принципе, нужно было очень постараться. Просто не съезжай с шоссе, не путай повороты и развилки.

Комдив встретил нас неласково. Выслушал доклад, сказал, что начальник оперативного отдела поставит нам задачи, и ушел в окружении своих помощников.

Вася Котиков, хмыкнув, протер запотевшие очки и после ухода руководителей радостно обнялся с нами.

— Растете, товарищ подполковник! Начопер! — воскликнул я, обрадовавшись встрече со старым товарищем.

— Ай, какое расту. Я только исполняю обязанности. Пока я просто писарь в штабе и точильщик карандашей. Но ходят слухи, стану замкомандира полка! — улыбнулся Василий.

Мимо меня прошел Ромашица, злобно взглянув в нашу сторону.

— Чего это он зыркает так? — спросил я.

— А, это наш ходячий «иконостас», еть. Не обращай внимания. Мне эта собака триста чеков должна и не отдает. Сволочь! Он, когда ты начал спорить с комдивом, тотчас предложил тебя за трусость из партии исключить, еть. Видишь, а ты не оправдал его надежд, с дуру прибыл на войну. Негодяй ты этакий! Ха-ха! Лишил человека удовольствия втоптать тебя в грязь.

— Вася, почему ты его «иконостасом» обозвал? — изумился я.

— Э-э-э! Ты что не знаешь разве, что у него уже три ордена получено и еще два на подходе? Это же первейший герой афганской войны!

— Врешь!

— А чего врать, еть. Говорю, как есть. Наградные отправляем один за другим, еть.

— И когда это он успел за полтора года? — удивился я. — Он что, каждый день «духов» уничтожает, стреляя из окон парткомиссии?

— Никифор, он имеет боевую контузию и ранение. Где-то поцарапал руку — оформили по ранению на первую «Красную Звезду», а контузило — получил вторую. С контузией вообще анекдот! В январе он выехал на боевые, возглавить партработу. Баринов выстроил офицеров штаба для указаний, где-то вдали бомба гулко разорвалась. Все невольно оглянулись: взорвалась и взорвалась, черт с ней! Комдив смотрит, а Ромашица на земле лежит и корчится. Тяжелая контузия! Вот такая история. Весь штаб смеялся месяц! Никого взрыв не задел, даже не испугал, а у «партийной мысли» мозги отшибло. Еще две награды получит за рост партийных рядов и укрепление воинской дисциплины в дивизии.

А Байдуков в прошлом году упал, сломал палец на руке и намедни, обмывал полученный орден Красного Знамени. Будьте любезны! Учись студент!

— Эх, Василий! Поздно науку карьеризма постигать! Домой пора! — махнул я рукой. — Указывай, куда ставить технику и что делать. И ради бога, расскажи толком, что за бойня тут произошла!

Котиков показал рукой, где поставить технику, и начал свой грустный рассказ…

Восьмидесятый полк подошел к небольшому кишлаку, расположившемуся в предгорье у входа в ущелье. Ничто не предвещало трагедии. Разведчики вошли в кишлак, перестреляли весь скот. Солдаты нашли немного оружия и боеприпасов. Вроде операция складывалось удачно. Никакого сопротивления со стороны «духов». Но когда наши возвращались и слегка расслабились, откуда ни возьмись, повылезали изо всех щелей «бородачи». Шквальный огонь из гранатометов и автоматов, заработали минометы…

Монастырскому в самом начале боя оторвало руку осколками гранаты. «Дух» выстрелил в него почти в упор. Того гада завалили, а на его месте другой появился и в гущу взвода вновь бахнул из гранатомета. Нескольких бойцов ранил… Монастырь отрезал сам себе искалеченную руку, висящую на жилах и коже, а медик перетянул ее жгутом. Лейтенант не потерял сознание и в шоковом состоянии продолжал стрелять по противнику. «Духов», вылезших из кяризов, было тьма-тьмущая. Больше чем разведчиков. Один из них спрыгнул с крыши на башню танка и бросил в приоткрытый командирский люк гранату. Прапорщик и два солдата получили множественные ранения. Этого «смертника» расстреляли, но тут же другой вышел на дорогу с гранатометом наперевес и начал целиться в БМП. Грохнули и его. Не успел мятежник умереть в муках, как из-за угла выскочил следующий с пулеметом. «Духи» шли в «психическую» атаку, не скрываясь. Возможно, были обдолблены наркотиками. Словно в старом кинофильме «Чапаев», шли в полный рост, не уворачиваясь от пуль. В ходе боя были подбиты танк, БМП, бронетранспортер, ранено тридцать пять наших солдат и офицеров. Одного разведчика, лежавшего под машиной между гусениц, задавил свой же танк. Механик развернул «коробочку», не зная, что под днищем кто-то свой лежит и отстреливается.