Кристин Ханна - Соловей

– Ну давай! Режь! Кончай меня.

Изабель оттолкнула Гаэтона. Дикая злость в его глазах испугала ее. Он действительно мог это сделать, мог перерезать горло человеку. И вспомнила: Они открыли тюрьмы. А что, если он гораздо хуже, чем вор?

– Гаэт? – позвала она.

И ее голос сумел прорваться сквозь пелену гнева. Он тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и опустил нож.

– Кто же будет воевать? – горько спросил он, закашлявшись от пыли.

– Мы, – решительно заявила она. – Скоро.

Позади пронзительно засигналил автомобиль. Изабель даже не обернулась. Автомобиль теперь ничем не лучше пешехода – те немногие, что были еще на ходу, могли передвигаться только милостью людей, плотно державших их, словно заросли тростника в заболоченной реке.

– Пойдем. – Изабель решительно поволокла Гаэтона прочь от растерянных солдат.

Они двинулись дальше, все так же держась за руки. Изабель заметила, как изменился Гаэтон: он больше не улыбался и почти все время молчал.

В каждом очередном городке толпа редела. Люди оседали в Артене, Саране и Орлеане, глаза их загорались надеждой, руки тянулись к кошелькам, карманам, они рассчитывали, что наконец-то смогут что-то купить за деньги.

Но Изабель и Гаэтон продолжали путь. Они шли весь день, с наступлением темноты рухнули спать, а наутро вновь пустились в дорогу. К третьему дню Изабель впала в ступор от изнеможения. Между пальцами ног и на пятках надулись кровавые волдыри, каждый шаг причинял жуткую боль. Дико болела голова, живот сводило от голода. Пыль забила горло, Изабель то и дело заходилась в кашле.

Она равнодушно миновала свежую могилу на обочине дороги с грубо сколоченным деревянным крестом. Споткнулась обо что-то мягкое – дохлая кошка – и едва не упала. Гаэтон успел ее подхватить.

Давно она слышит этот странный звук?

Час? Или день?

Пчелы. Жужжат и жужжат. Изабель облизнула пересохшие губы и вспомнила, как славно было сидеть в саду летним днем и слушать жужжание пчел.

Нет.

Это не пчелы.

Она знает этот звук.

Изабель остановилась. Мысли путались.

Жужжание нарастало, заполняя все пространство, а затем появились самолеты, шесть или семь, – крошечные распятия на фоне голубого безоблачного неба.

Изабель из-под ладони следила, как они приближаются, опускаются ниже…

Кто-то крикнул:

– Боши!

Каменный мост в отдалении взорвался фонтаном осколков в клубах дыма и пламени.

Самолеты уже летели совсем низко, прямо над людьми.

Гаэтон швырнул Изабель на землю, накрыл своим телом. Мир обратился в звук: рев двигателей, тра-та-та-та пулеметов, удары сердца, крики. Пули вырывали траву ровными рядками, люди вопили. Изабель увидела, как женщину подбросило в воздух, будто тряпичную куклу.

Срезанные выстрелами верхушки деревьев валились на головы. Вспыхнуло пламя. Все заволокло дымом.

А потом… тишина.

Гаэтон скатился с нее:

– Жива?

Она села, растерянно озираясь.

Повсюду человеческие тела и огонь, и черные клубы дыма. Крики, рыдания, смерть.

– Помогите, – застонал старик рядом.

Изабель подползла к нему и вдруг поняла, что земля пропитана кровью. Сквозь разорванную рубашку увидела вспоротый живот, вывалившиеся наружу внутренности.

– Может, где-то есть врач, – все, что она могла сказать. Или подумать. И услышала его вновь, этот звук.

– Они возвращаются! – Гаэтон потянул ее к канаве.

Изабель подчинилась, оскальзываясь на окровавленной траве. Совсем рядом взорвалась бомба. Изабель заметила малыша, который стоял над мертвой матерью.

Она бросилась к ребенку. Гаэтон перехватил ее.

– Я должна помочь…

– Твоя смерть ничем не поможет ему! – прорычал он, до боли стиснув ее.

Они бежали и бежали, петляли меж развороченными машинами и мертвыми телами, кровоточащими, с оторванными конечностями, торчащими костями.

На окраине городка Гаэтон втащил Изабель в маленькую церквушку. Здесь уже было полно народу, люди жались по углам, прятались между скамьями.

Гул моторов мешался с грохотом выстрелов. Витражные окна задребезжали, кусочки цветного стекла брызнули на пол. Потолочные балки натужно заскрипели, сверху посыпались мелкие камешки. Пули засвистели в самой церкви, прибивая к полу руки и ноги. Взорвался алтарь.

Гаэтон что-то прокричал, она ответила или подумала, что ответила, но, прежде чем Изабель сообразила, что происходит, очередная бомба вонзилась в церковь и крыша над их головами разлетелась.