— Третья рота! За Родину, за Сталина впере-ед!
Пастухов знал, как трудно подняться под свистом пуль и разрывами мин, знал, что именно первые секунды являются решающими: или бойцы, подчиняясь чувству долга и воле своего командира, находят в себе силы вскочить на ноги в в упор взглянуть в лицо смерти, или остаются в укрытиях.
К радости своей, Пастухов увидел, что из окопов поднимаются десятки бойцов, что в контратаку поднимаются и соседние подразделения. Обгоняя Горелова, бойцы устремились вперед.
Казалось, земля задрожала от выстрелов, грохота разрывов, топота сапог и криков, в которых слились воедино высокие призывные слова и рвущаяся из души ругань…
Только тут Пастухов заметил, что и он бежит вперед, размахивая трофейным парабеллумом, бежит, обгоняя стреляющих на ходу бойцов, туда, где виднеются серо-зеленые фигурки вражеских солдат.
Уже в который раз была перебита телефонная линия между наблюдательным пунктом Суровцева и КП полка, уже несколько связных погибло на склонах высоты, пробираясь с КП батальона к командирам рот, уже в груду камней и щебенки была превращена стена обсерватории, за которой расположился батальонный НП, а бой все продолжался. Казалось, не приказы, отдаваемые командирами, не почерпнутые из уставов и наставлений знания, а нечто иное руководит людьми в этом яростном бою.
Суровцев давно покинул свой НП и, находясь в боевых порядках, пытался с помощью связных давать указания командирам рот.
Бойцы ворвались в первую линию немецких окопов и сцепились с вражескими солдатами врукопашную. Теперь уже на слышно было ни лозунгов, ни призывов. Только самые страшные ругательства сотрясали воздух, который, казалось, стал раскаленным, как в пустыне, от жара пулеметных и минометных стволов, от горящих танков и бронетранспортеров, от ненависти, владеющей сотнями людей…
Только когда оставшиеся в живых немцы отступили во вторую линию траншей, Пастухов словно очнулся. Он все еще сжимал в руке рукоять пистолета, хотя патроны давно были расстреляны. В ушах звенело, глаза запорошила пыль.
Пастухов не знал ни где сейчас Суровцев, ни где командиры рот, ни каковы потери батальона. Одно он знал наверняка: враг отброшен. По крайней мере на их участке.
Пастухов шел, почти не пригибаясь, в сползшей на затылок стальной каске и взмокшем от пота подшлемнике, в разорванной гимнастерке, сжимая рукоять бесполезного уже парабеллума, не думая о том, что шальная пуля или осколок могут задеть его.
И вдруг он заметил, что Пулковскую высоту обволакивает туман. Это был какой-то странный туман грязно-желтого цвета. Он стелился по низине и, медленно поднимаясь, прикрывал высоту.
«Наверное, взорвались какие-нибудь старые склады с химикатами», — устало подумал комиссар.
В сгущающемся желтом тумане сновали санитары с носилками, раздавались чьи-то стоны, кто-то кого-то звал…
По рогатине стереотрубы, возвышающейся над бруствером, Пастухов узнал окоп, где недавно располагался командный пункт Горелова. Спрыгнув вниз, он увидел, что в углу окопа сидит какой-то боец, странно согнувшись и прижав руки к животу.
Пастухов тронул его за плечо. Боец повалился на землю, и Пастухов понял, что боец мертв. Вылез из окопа и, пошатываясь от усталости, двинулся к едва различимым в тумане людям.
— Товарищи! — громко позвал он. — Это я, комиссар батальона! Кто-нибудь знает, где командир третьей роты?
— Убит! — донеслось до Пастухова в ответ.
— Что?! — замер на месте Пастухов и тут же крикнул: — Ко мне!
Через мгновение перед ним вырос рослый боец с карабином в руке.
— Какой роты? — торопливо спросил Пастухов с безотчетной надеждой, что боец совсем из другого подразделения и что-то напутал.
— Третьей, товарищ старший политрук. Второй взвод третьей роты.
— Что с Гореловым, где он?! — прямо в лицо бойцу выкрикнул Пастухов.
— Да убит же, — хрипло повторил боец. — Мы его в землянку перенесли, тут, неподалеку. Хотите, проведу?
В тесной сырой землянке, едва освещенной тусклым огнем коптилки, на расстеленной прямо на земляном полу плащ-палатке лежал Горелов.
Склонившийся над ним боец крикнул, не оборачиваясь:
— Ну? Есть носилки?
— Что с ним? — спросил с порога Пастухов.
Боец повернул к нему голову и поспешно поднялся.
— Связной командира третьей роты, — доложил он. — Извините, товарищ старший политрук, не признал. Носилки вот все прошу принести.
«Если нужны носилки, значит, он жив!» — лихорадочно подумал Пастухов, выскочил из землянки и, схватив пробегавшего мимо бойца за рукав, проговорил, задыхаясь и глотая слова:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу