Эдуард Ростовцев - Час испытаний

Немцы делали вид, будто ничего не произошло. По радио без конца передавали бравурные марши, на Театральной площади на скорую руку был организован парад подразделений вспомогательной полиции, а гарнизонная газета и «Свободный вестник» на всех полосах напечатали речь фюрера месячной давности.

В актовом зале бывшего Дворца пионеров состоялась торжественная церемония вручения орденов и медалей. Вице-адмирал Рейнгардт — высокий худой старик с дряблыми, отвисшими щеками — от имени фюрера вручал награды офицерам гарнизона. Вечером в ресторане «Бристоль» был устроен банкет.

А ночью город был разбужен новым мощным взрывом. Взрывная волна родилась где-то внизу, в районе набережной, прокатилась над городом и, оттолкнувшись от скал Корабельного поселка, словно издеваясь над всполошенным гарнизоном, ринулась назад, к порту. Из темноты моря в ночное небо гигантским штопором врезалось пламя — горел танкер с авиационным бензином.

До самого рассвета бушевал огонь, озаряя прибрежные улицы зловещим багряным светом, грозя переброситься на портовые постройки и транспорты, стоящие у соседних причалов. До самого утра в порту тяжело ухали глубинные бомбы.

Утром, как обычно, за Галкой приехал Луиджи. По дороге он рассказывал:

— Русская подводная лодка снова прорвалась в порт и снова ушла невредимой. Немцы просто взбесились. Забросали весь порт глубинными бомбами, а толку — никакого.

В итальянской комендатуре, уже не таясь, говорили о нападении советских подводников. Об этом говорили все, начиная от младшего писаря, кончая самим комендантом. И, конечно, спорили — южный темперамент давал себя знать. Одни полагали, что русских субмарин было две, другие — четыре, третьи называли вообще астрономическую цифру. Полковник Стадерини, который не мог отличить крейсер от тральщика, заявил с обычным апломбом, что, по его мнению, в подводной части мола есть тоннель, через который русская субмарина всякий раз проникает в порт. «Иначе, — разглагольствовал полковник, — нельзя объяснить, каким чудом русские дважды безнаказанно проходили через мощные противолодочные заграждения». Несмотря на абсурдность такого предположения, все сразу согласились с комендантом. Галка не принимала участия в разговорах. Пусть думают, что происшедшее мало интересует ее. Она лучше всех этих пехотных и артиллерийских офицеров знала флот, но и она не могла понять, почему советская подводная лодка, однажды прорвавшись в порт и благополучно избежав преследования, через сутки пошла на второй прорыв. Даже очень храбрые люди за такое короткое время в одном и том же месте не стали бы дважды испытывать судьбу.

Каждый день после работы Галка заходила в хлебный магазин на Пушкинской улице, к которому были «прикреплены» те, кто работал у оккупантов. Ходить в магазин для Галки было настоящей пыткой. Прохожие — голодные люди — с жадностью смотрели на хлеб, но даже оборванные, невероятно худые мальчишки, стайками шныряющие около рынка, редко просили у магазина: сильнее голода было презрение к тем, кто продался за этот хлеб.

В магазин она шла, как и всегда, через рынок — так было короче. До войны здесь царил веселый гомон южного базара. Она помнила этот базар. Все, чем было богато побережье, алело, зеленело, желтело, серебрилось на столах, прилавках, подводах, грузовиках. Но теперь базарные прилавки были пусты; все, что мог продать или купить человек, помещалось в небольших плетеных кошелках, а чаще всего — в карманах или даже за пазухой. Впрочем, сейчас купля-продажа вообще не пользовалась успехом: люди меняли. За новый костюм давали кусок сала, за буханку хлеба — часы, крупу меняли на табак, табак — на кукурузу… Какие-то молодые люди предлагали самогон в аптекарских склянках и наркотики.

Нагловатого вида парень в щегольских клешах и шелковой косоворотке играл новенькими карманными часами перед носом румяного старичка в старомодном котелке.

— Хватит тебе ваньку валять, — говорил ему старичок. — Давай за пачку табаку.

— Что вы, господин коммерсант! Да разве это цена такому шикарному механизму! Его же в Швейцарии в тамошних знаменитых горах собирали. Понимать надо!

— Знаю, где ты собирал этот механизм, — сердился старичок, — в чужих карманах!

— Ша, господин фабрикант! Не будем вдаваться в историю предмета. Ведь что такое, спрашиваю вас, история? Это то, что никто из присутствующих не видел. Но ближе к делу, как говорят в столовой. Две пачки и — забирайте товар.