Сергей Руденко - Крылья Победы

по московскому времени.

Но и после этого оказалось, что не все ясно. Штурман армии доложил мне, что он не знает, перешли у союзников на летнее время или нет. Может получиться, что эскорт придет позже на час, будет неприятность.

В это время в нашей армии на стажировке был А. В. Беляков — штурман чкаловского экипажа, совершившего в 1938 году перелет из Москвы через Северный полюс в Америку. Он был моим учителем в академии. Мы пригласили Александра Васильевича, и он прибыл в полночь. Я объяснил ему наше затруднение. Но Беляков ответил, что не может ничего сказать, так как это декретное время, а в дни войны никто не объявлял о нем.

— Вы разочаровали меня, Александр Васильевич. Я же знаю, что переходят на летнее время со 2 июня, сейчас еще май, значит, не перешли. Разница — два часа.

— Сергей Игнатьевич, — ответил Беляков, — по законам науки так, как вы говорите, а как союзники делают, мне неизвестно.

Я позвонил в Москву главному штурману ВВС генералу Стерлигову и задал тот же вопрос. Он мне ничего не ответил, как и Беляков. И тут получилась осечка.

Было уже три часа ночи. Мы ведь по московскому жили, скоро рассвет, а я еще не знал, когда отправлять эскорт. Что же делать? Рисковать опасно. И я решил позвонить Жукову. В три часа ночи докладываю ему, что нам неизвестно, по какому времени живут союзники, а по «науке» решать опасно, будет неприятность, если мы на час раньше или позже пришлем самолеты. Жуков ответил недовольным голосом:

— Так ты что, меня в справочное бюро превращаешь, что ли?

Я объяснил, что уточнить может только он, нужно связаться с Лондоном, а у меня такой возможности нет.

— Хорошо. Жди, — согласился командующий.

Уже четыре часа, а я не сомкнул глаз, да к тому же еще после приступа малярии ослаб. С аэродрома мне докладывают, что там все на ходу, машины подготовлены, летчики ждут команды для перелета на Темпельгоф. Наконец раздался звонок Жукова. Он сказал:

— Союзники считают среднеевропейское время против московского минус два.

Я поблагодарил Георгия Константиновича. Все стало ясно. Дал команду сосредоточиться на Темпельгофе к 10.00. Прибыл на аэродром. Самолеты готовы. Стоят летчики, командиры полка, дивизии, корпуса. Все ждут.

Порядок полета предусмотрели такой: истребители взлетают и идут парами. При подходе к аэродрому союзников Стендаль подают сигнал «покачивание» и становятся в круг. Увидев наши истребители, экипажи союзников должны начать взлет. Им предстоит построиться в колонну. Впереди и по бокам ее будут идти пары истребителей, замыкает четверка «яков».

Посмотрел на небо — белесая дымка, обычная для Берлина, — с одного конца аэродрома до другого ничего не видно. Но лететь надо. Дал команду. Поднялись «Яковлевы» и сразу пропали в небе, только слышен затихающий гул моторов. Тюлькин доложил — боевой порядок построен. Через некоторое время мы получили сообщение: наши «яки» пришли на аэродром Стендаль, увидели там двенадцать самолетов союзников. Первый из них начал взлет. Значит, советские истребители замечены, все идет нормально. Я доволен. Доложил, что взлетел последний. Эскорт занимает свои места, и колонна самолетов идет к Берлину. Обо всем, что происходило в воздухе, в той же последовательности докладывалось Г. К. Жукову.

В это время замечаю, что в южной стороне, откуда должны заходить на посадку, поднялся аэростат наблюдения. Увидят его летчики или не увидят? Ведь дымка! Как же им сообщить? Что делать? Я подозвал находившегося здесь командира корпуса генерала Крупского:

— Иван Васильевич, выручай, садись в машину и поезжай к месту подъема аэростата, посади его немедленно.

Минуты бегут, а аэростат все еще висит. Осталось 5 минут до прибытия группы. «Ну, наверное, будет неприятность!» — подумал я. Хотя и сообщили нашим истребителям, но они ведь позже садятся. А как предупредить союзников? Офицер штаба принимает меры, чтобы связаться с ними, но на старте неизвестно, получилось у него что или нет. И тут, буквально за 2 — 3 минуты до подхода колонны, вижу: аэростат начал снижаться. Значит, Крупский успел. Истребители стали в круг над аэродромом. Самолеты союзников начали посадку. Потом «яки» ушли к себе. Все в порядке!

Прибывших к нам гостей встречали заместитель командующего фронтом генерал армии В. Д. Соколовский, комендант Берлина генерал-полковник Н. Э. Берзарин. На аэродроме возвышалась трибуна, возле нее стоял сводный оркестр.

Как только представители командования союзников вышли из самолетов, их пригласили на трибуну.