Арсений Ворожейкин - Небо истребителя

— Приветствую моих победителей!

Льстивая улыбка врага давала основание подумать, что пленный будет раскаиваться, начнет ругать своего фюрера. Но он попросил:

— Покажите того рыцаря, который сбил меня?

В просьбе была и восторженность и снисхождение. Восторженность понятна: дань победителю. Но снисхождение? Я спросил:

— А почему вас это интересует?

— Для истории Великой Германии. Хорошего противника мы уважаем, и имена советских асов вписаны в наши книги наряду с немецкими рыцарями.

Мы рассмеялись, а немец от обиды встрепенулся. В глазах застыла бычья решимость. Он поднял руку в фашистском приветствии и рявкнул:

— Хайль Гитлер!

— Зачем Гитлера славишь? — спросил я удивленно.

— Он мой фюрер, а вы мои враги.

— А мы тебя уже не считаем врагом. Ты пленный, и скоро фашизму будет конец.

— Вы нас, национал-социалистов, никогда не победите. Мы отступаем потому, что пока за вами сила. Многие нас еще не понимают, но настанет время — поймут. Поймут американцы и англичане. Мы — одаренная нация, самый талантливый народ в мире! Мы спасем мир от коммунистов!

Эти слова нам были знакомы, как и его убежденность.

Говорил наверняка богач. И каково же было наше удивление, когда он сказал, что его отец грузчик в Гамбургском порту, а мать домохозяйка.

Этот разговор заставил нас глубже понять и ощутить, что живучесть и сила фашизма не столько в экономической сущности, сколько в особой идеологии, в воспитании чувства превосходства одного народа над другим. Это, видно, в наше время самое страшное социальное зло на земле. Такой теорией, рассчитанной на первобытный инстинкт и не требующей работы мысли, удобнее всего обманывать людей с детства, а потом посылать их на кровавую дорогу войны.

После отпуска мне пришлось сдавать дела в полку. Пришел приказ о моем назначении в Москву старшим инспектором по истребительной авиации. Начальником Главного управления боевой подготовки ВВС был дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Евгений Яковлевич Савицкий. У него имелся кабинет и приемная, которой владела секретарша, она же машинистка управления. Когда я вошел, она печатала на машинке, подложив на стул кипу каких-то папок с бумагами: иначе ей трудно было видеть клавиши. Пальцы ее рук мелькали так быстро, что почти сливались. Стук клавишей напоминал гудение поршневого моторчика. Глаза девушки были сосредоточены только на тексте, мой вход она не слышала. Дождавшись, когда машинистка смолкнет, я поздоровался и начал с комплимента:

— Какая вы великолепная мастерица! Наверное, в час из-под этих хрупких пальчиков десятки страниц вылетают!

— Что вы, какие десятки, — со смущенной улыбкой ответила она и встала.

Такой мини-девушки я еще не встречал. Красива, женственна, скромна. Мы познакомились. Зина юркнула в кабинет начальника и тут же, как птичка, выпорхнула.

— Генерал ждет вас, — и предупредила: — Только имейте в виду — он человек деловой, впустую глаголить не любит.

— Я тоже. — Посмотрев на часы, спросил: — Мне прием назначен на двенадцать, сейчас без пяти. Не подождать ли?

— Идите, идите скорее, — заторопила Зива. — Ему до обеда надо куда-то съездить.

Генерал Савицкий. Нет, наверное, ни одного летчика, участника Великой Отечественной, кто бы не знал его. В Советской Армии это был единственный командир авиационного истребительного корпуса, который сам водил летчиков в бой, показывая примером, как надо уничтожать врага. Он лично сбил более двадцати фашистских самолетов. Всю войну и после нее Евгений Яковлевич имел позывной «Дракон». Называли его и хозяином неба, говорили о нем, как обычно говорят о хороших летчиках, что летает как бог. Все это я знал, но встречать Савицкого мне не доводилось. Поэтому шел в кабинет не без волнения. Только открыл дверь, он порывисто встал из-за стола и шагнул мне навстречу. Высокий, прямой, с энергичным, волевым лицом. Темные глаза смотрят внимательно, открыто и как-то просветленно. Я представился.

— Здравствуйте, — сказал генерал и, протягивая руку, изучающе оглядел меня. — О вас я слышал, но вижу впервые. Теперь будем работать вместе.

Савицкий не пригласил меня сесть и сам не садился. Мы ходили по кабинету и разговаривали. Он расспрашивал про войну, про полки, в которых я служил, про командиров. Когда я сказал, что оба командира полка в бой почти не летали, Савицкий поморщился:

— Зачем таких только держали! Командир полка — это бог для летчика. А место бога — в небе. Вот и надо при проверке частей и соединений особое внимание уделять командирам полков и дивизий. Если они летают плохо, это обязательно скажется на делах подчиненных.