Арсений Ворожейкин - Небо истребителя

Летчики не любят показной нежности и сентиментальности. Мы молча обнялись. У Кости, как это с ним случалось и раньше, от радостного волнения шевельнулось правое ухо и застыло.

— Домаха! (Так звали мы Костю.) Откуда ты? Я и тебя похоронил.

— И я тебя. Мне в сорок четвертом официально сообщили, что ты не вернулся с задания.

— Было такое недоразумение, — подтвердил я. — Но, как видишь, все обошлось благополучно.

Стоя возле штаба, мы увлеченно разговаривали. Мимо проходили люди. Первым опомнился Домов:

— Пойдем ко мне. У меня комната, — уже на ходу пояснил: — Я приютился у бывшего своего техника, с которым воевали с сентября сорок четвертого. Комната у него неплохая. Сам он женился на вдове погибшего летчика и живет у нее. Она работает машинисткой в гарнизоне.

— А откуда ты приехал сюда? — спросил я.

— Из Закарпатья. Райское местечко! — Он назвал городок.

Меня передернуло при упоминании «райского местечка». Домов заметил это:

— Что с тобой?

— Этот городок я никогда не забуду. Видимо, какой-то комочек той трагедии засел где-то в мозгу и дает о себе знать.

— Расскажи, сразу полегчает.

Я рассказал. И Домов уточнил:

— Это у тебя вторая «классная» посадка с сотрясением мозга и повреждением поясницы?

— Да, с Халхин-Голом вторая. А как у тебя война прошла?

— Мне везло, — ответил Домов. — Но ведь я летчиком-то провоевал только первый день войны и потом с сентября сорок четвертого до Победы. Более трех лет партизанил…

Домов замолчал, но я попросил:

— Расскажи о своей партизанской работе?

Но вместо рассказа Домов показал на двухэтажное деревянное здание:

— Вот мы и пришли. Это «творение» первой пятилетки. Но жить можно.

Комната на втором этаже. Чистая, прибранная. Две солдатские кровати.

— Сразу чувствуется, что здесь живут некурящие, — раздеваясь, заметил я.

— Вот это да! — восхитился Домов, увидев у меня на кителе две Звезды Героя, и не менее удивленно спросил: — А почему только майор? Ты же в тридцать девятом ходил в старших политруках, что равноценно капитану.

— А почему ты только старший лейтенант? — вопросом на вопрос ответил я.

— Рядовым партизанам воинские звания не полагались. Хорошо, что командир полка после освобождения Белоруссии допустил меня к полетам. Теперь представлен к званию капитана. Но вот почему ты с двумя Золотыми Звездами майор?

— Почти всю войну был командиром эскадрильи…

Наш разговор прервал взлетевший самолет. Мы привыкли слышать рокот поршневых двигателей. Сейчас же над нами властвовал шипяще-свистящий звук. Мы подошли к окну. Самолет круто уходил ввысь. Под его животом струился огонек, за которым оставалась белая полоса дыма.

— Як-пятнадцатый, — пояснил Домов. — Меня с ним познакомил хозяин этой комнаты. Это почти копия Як-третьего. Только вместо поршневого двигателя стоит турбина. Выхлоп газов у нее под углом к земле.

— Это же опасно. А если сзади взлетает другой самолет? — полюбопытствовал я.

— Часто приходится полосу ремонтировать. Совсем другое дело МиГ-девятый. Таких машин у нас еще не было. Костыля нет, зато есть носовое колесо. Хвост приподнят, струя газа идет горизонтально, а не бьет в землю. Ну да ладно. Сам скоро все увидишь и узнаешь. А сейчас в честь нашей встречи надо бы… — Домов развел руками: — Но у меня ничего нет. В гарнизоне никаких напитков с градусами не продают: Акуленко насчет спиртного строг.

— И хорошо делает, — заметил я. — Ты, я гляжу, за эти семь лет ничуть не изменился. А времени прошло много. У меня уже две дочки. Кого тебе Шура подарила?

Домов помолчал и с горечью сообщил!

— Нет у меня Шуры.

Перед войной Домов служил в Белоруссии недалеко от Белостока. 22 июня на рассвете фашистская авиация нанесла удар по нашим аэродромам. К середине дня в полку, в котором служил Домов, осталось исправных только шесть самолетов. Враг обходил аэродром. Люди спешно эвакуировались. Машин не хватало, и многие уходили пешком.

Группа старшего лейтенанта Домова взлетела, чтобы штурмовым ударом хоть на несколько минут задержать продвижение противника. Как только его шестерка оказалась в небе, десятка два «мессершмиттов» набросились на нее. В воздушном бою советские летчики уничтожили пять фашистских самолетов, но и сами потеряли четыре.

Домов, прикрывая в воздухе товарища, попал под огонь «мессершмитта», поэтому не перелетел на новый аэродром, а вынужденно сел на старом. Оттуда еще не успели уехать техник Гриша Комов и моторист Петя Волков. Они задержались, чтобы уничтожить неисправные истребители, оставшиеся на аэродроме.