Арсений Ворожейкин - Небо истребителя

— Высылайте за мной машину.

— Она уже… выехала.

Положив трубку, глянул на своих. Все с тревогой вопросительно смотрят на меня. Пришлось пояснить:

— Наш начальник штаба полковник Мельников тяжело заболел…

В машине шофер спросил:

— Куда поедем, товарищ полковник, в штаб дивизии или в госпиталь?

Я задумался. В госпиталь могут не пустить. Надо ехать в штаб. Белозерова застал в моем кабинете. Он заменял и командира дивизии, и начальника штаба, оставаясь начальником оперативного отделения. Вид у него был настолько удрученный, что я едва удержался, чтобы не сказать: «Ну, чего скис? Этим только себе навредишь, а Мельникову не поможешь», но сдержался и, пожав ему руку, сел напротив. Он тут же встал:

— Товарищ полковник, садитесь на свое месте «На свое место». В жизни каждый человек занимает свое рабочее место. В армии у командиров — кабинеты, техника, командные пункты, люди. У рядовых — казарма и оружие. У каждого своя служба, и в этом заключается их жизнь. Мельников любил работу, он как бы растворялся в ней, она стала его натурой. Ивана Ивановича любили в дивизии за душевность и справедливую требовательность. Я вспомнил разговор с командующим. Он интересовался Мельниковым, и я подумал тогда: не предложили ли ему уволиться из армии по возрасту? Эту мою догадку подтвердил Белозеров:

— Он вернулся в штаб дивизии бледным, сел на ваше место со словами «Увольняют на пенсию» и сразу потерял сознание. Я отвез его в госпиталь, где определили тяжелейший инфаркт.

— Спрашивали врачей: есть надежда?

— Ничего определенного не сказали.

— Случай тяжелый. Прав ты, Иван Петрович, его смертельно ранило одно только слово.

— Возможно и убило: вид у него был страшный. Говорят, бьют не по годам, а по ребрам.

Я вспомнил слова грузинского поэта Карло Каладзе:

Да, так уж устроен человек. С ним постоянно живут радость и горе. Радость, улыбка и искренний смех бодрят, а горе может убить, поэтому я попросил Белозерова:

— Позвони в госпиталь, может, пришел в чувство?

В сознание Иван Иванович еще не пришел, но сердце еще живет. Узнав, что посетителей к нему сейчас не допустят, я поехал к начальнику отдела кадров ВВС флота. Он встретил меня приветливо. Об инфаркте Мельникова знал и посочувствовал:

— Жалко. Может, поправится?

Это было сказано так равнодушно и казенно, что я невольно сравнил эту фарисейскую жалость с реакцией Белозерова на несчастье Ивана Ивановича. Впрочем, начальник отдела кадров выполнял приказ о соблюдении сроков службы офицеров в зависимости от воинских званий.

— У вас есть кандидатура на место Мельникова? — поинтересовался я.

— Есть. Командир полка. Полковник. По состоянию здоровья списан с летной работы. Возраст — сорок один год.

— Может, доложим командующему?

Борис Лаврентьевич принял нас сразу. По нашему виду догадавшись о причине прихода, он заговорил первым:

— Да-а, голубчики. С Иваном Ивановичем мы допустили большой просчет. И моя вина есть. Надо бы сначала, Арсений Васильевич, все с вами обговорить, только потом беседовать с Мельниковым. Я надеялся, что кадровики свое дело знают и проделают все это тонко, но они поторопились, — и, глядя на моего соседа, упрекнул: — А вы, Петр Сергеевич, так сообщили Мельникову, словно кинжал воткнули ему в сердце.

— Главное — не было в этом необходимости, — сказал я, — Мельников грамотный офицер, чуткий к подчиненным, таких надо ценить.

— Правильно. К сожалению, мы только после смерти не совершаем ошибок. При жизни нам часто не хватает сердечности. А теперь вот и помочь Ивану Ивановичу ничем не можем. Квартира у него хорошая?

— Две комнаты со всеми удобствами.

— Вот что, голубчики, давайте втроем съездим к его жене, — предложил Петров. — Может, немного облегчим ее горе.

Командующий хороший дипломат — мирно, без единого лишнего слова уладил наши дела и даже часть вины принял на себя.

Через неделю меня допустили к Ивану Ивановичу. Ожидая увидеть сломленного жизнью, хмурого, раздраженного человека, я с радостью удостоверился, что внешне Иван Иванович не изменился: был бодр и разговорчив, хотя вставать ему было категорически запрещено. Первым делом он поинтересовался, как идут дела в дивизии, затем спросил:

— Новый начальник штаба приступил к работе?

— Нет еще, на днях явится.