Арсений Ворожейкин - Истребители

Это произвело впечатление.

Четырнадцать кружек выстроились в ряд. А тамада, разливая содержимое фляги, деловым тоном объявил:

— Всем по сорок девять грамм, а тебе, — он обратился к летчику, едва не разбившемуся на посадке, — восемьдесят, чтоб лучше успокоились нервы.

— Да ты и себя не обошел! — заглянул Солянкин в кружку Красноюрченко.

— Жора, помалкивай! — оборвал его тамада. — Пора бы тебе на двадцать втором году Советской власти знать, что у нас на дядю бесплатно не работают. И я себе за разлив отмерил на три с половиной грамма больше. В магазинах за это дороже берут.

Потом обратился к повару:

— Разъясните, пожалуйста, некоторым отрокам, как правильно, по-охотничьи, употреблять эту пахучую жидкость.

— Да вы что, — удивился усач. — Только на свет родились? Не знаете, как спирт пустить в дело?..

— Папаша, мы никогда его не пили, — с обычной своей серьезностью ответил за всех командир звена Миша Костюченко. — Я, например, впервые его вижу.

Повар недоуменно покрутил свой черный ус и приступил к объяснениям.

Трубаченко поднял кружку и предложил:

— Давайте выпьем во славу русского оружия!

Тост понравился всем. Чокнулись.

— Ох, какой жгучий! Даже дыхание захватило, — сказал Арсенин, проглотив колбасу и вытаскивая из кастрюли большой кусок баранины.

— Лекарство никогда вкусным не бывает! — заметил тамада.

— Лекарство?.. — удивился Солянкин.

— Жора, не поднимай голос! Я сегодня официально пожаловался врачу на потерю аппетита — и вот тебе результат: выписано лекарство…

— Иван Иванович, не изобретай! — перебил его Трубаченко и обстоятельно разъяснил, каким образом появился спирт.

— Еще бы чуть — и порядок… — оживился летчик, уходивший на второй круг.

— Ну вот и воскрес! — обрадовался Арсенин.

— Так глупо все получилось… — продолжал тот, все еще находясь под впечатлением своей ошибки.

— В авиации все случается. Такие чудеса бывают, что даже и не придумаешь, — сочувственно отозвался Солянкин.

— Ве-ве-эс — страна чудес! — поддержал его Красноюрченко. — Я знаю случай, когда один самолет, без летчика, сам сел. Причем приземлился так, что не всегда в таком месте мог это сделать и летчик…

— Летчики, как охотники, едва выпьют и сразу всякие необыкновенные вещи вспоминают! — не удержался Солянкин.

— Не хочешь слушать и не веришь, так другим не мешай, — огрызнулся Красноюрченко.

— А ведь Жора не сказал, что он тебе не верит. Ты сам почему-то стал признаваться…

— Правильно! — подхватил Трубаченко. — Никто, кроме тебя, Иван Иваныч, и не подумал, что ты можешь небылицы рассказывать.

Все рассмеялись. Но Красноюрченко, обвинив нас в непочтительном отношении к тамаде и безудержном зубоскальстве, все же рассказал, как самолет И-5, покинутый летчиком во время штопора, сам приземлился.

— Я, откровенно говоря, — начал своей скороговоркой Трубаченко, — сегодня подумал про одного И-97, что он тоже сам, без летчика, вышел из штопора и сел. А было так: в одной свалке сплелось машин, наверное, полсотни — и наши и японцы. Я по одному И-97 дал из всех точек. Он горкой пошел кверху, я за ним, хотел еще добавить, да японец в штопор сорвался… Появился парашютист. Ну, думаю, выпрыгнул! Тут меня самого атаковали. Я пикнул, а на выводе взглянул мельком на парашютиста — он уже бежит по земле, а рядом И-97 садится. Вот, думаю, чудо! Самолет из штопора сам вышел и совершил посадку.

— Это может быть, — подтвердил Красноюрченко. — Раз летчик выпрыгнул, центровка изменилась…

— Я тоже так подумал и доложил командиру полка, — продолжал Трубаченко. — Но Кравченко позвонил куда-то и оказывается вот какая история вышла: летчик подбитого мною самолета не выпрыгивал на парашюте. Наши пехотинцы в плен его взяли, когда он приземлял свою машину.

— А парашютист?

— Он с другого самолета, но с какого, черт его знает. Бой же был.

— Выходит, самурай специально штопорил, чтобы ты его не добил? — спросил Красноюрченко.

— Получается так… Хитрят.

— Вообще в такой свалке невозможно проследить за результатами своей атаки, — сказал Солянкин.

— Это верно, — подтвердил я, вспоминая, как редко удавалось после атаки узнать, что стало с противником. Порой возникают такие моменты, что просто не можешь понять, нужно ли преследовать врага или же самому защищаться.

— В бою ни на секунду невозможно на чем-нибудь задержать свое внимание. Шакалы сразу слопают, — продолжал Солянкин. — Даже в строю звена и то трудно удержаться.