Арсений Ворожейкин - Солдаты неба

— Здесь не нужно смотреть на компас, — бравируя своей опытностью, безапелляционно сказал он. — Эта паршивая Курская аномалия все путает. Стрелка от нее крутится как белка в колесе. Главное — наземные ориентиры. Курс по железной дороге никогда не подведет…

«Опасные рассуждения», — подумал я. Архип Мелашенко тоже насторожился. Он стреляный воробей, на мякине его не проведешь, недаром у него два боевых ордена. Но остальные летчики внимательно слушали капитана.

— В бою нужно всем держаться кучно, — сказал в заключение инструктор. — Не отрываться друг от друга — и все будет в порядке. Дадим жару фрицам!

«Держаться кучно». Положение, может быть, и приемлемое для старых истребителей И-16 и «чаек», которые не имели достаточной скорости и поэтому вынуждены были в кучности, в локтевой близости товарищей искать силу и защиту. А для наших новых самолетов, пожалуй, уже устарело.

— Ну, все ясно? — спросил капитан голосом, в котором не было и тени начальнической интонации. В нем звучало только искреннее желание помочь нам. Такая неподдельная доброжелательность немного сгладила мое недоверие к нему.

Капитан — молодой паренек, окончил, вероятно, недавно школу летчиков и, очевидно, относится к той категории людей, которым море по колено. Из таких в большинстве своем выходят смелые летчики, но, как показывает опыт, многие из них быстро погибают. Для истребителя смелость в бою без трезвого расчета и хладнокровия так же опасна, как игра ребенка с огнем.

Капитан вей эскадрилью, к линии фронта по железной дороге на Белгород. Примерно на полпути от магистрали отходила ветка в сторону Старого Оскола, и он свернул на нее. Ошибается. Я предупредил по радио. Он что-то отрывисто буркнул. Пришлось напомнить еще раз. Никакого ответа.

Полагая, что капитан не услышал, я выскочил вперед и помахал крыльями, призлекая внимание. Ведущий продолжал полет, не меняя курса. Его упорство было уж совсем странным. Тогда я. дал по радио распоряжение:

— Всем следовать за мной! — Я был в полной уверенности, что если капитан, по радио и не понял меня, то уж эволюцию самолета увидит и поймет свою промашку.

Я развернулся назад. Со мной пошли только четыре летчика, а трое полетели дальше, в том числе и Сачков. В первые секунды я как-то не допускал мысли, что капитан не понял свою ошибку — уж очень она была грубой. Однако он уходил все дальше и дальше. Неужели не видит моего сигнала? А Сачков? Он плотно прижался к капитану и наверняка не заметил мои покачивания крыльями Миша полностью доверился ведущему.

— Сачок! Сачок! (Так часто мы называли Мишу.) Ты слышишь что-нибудь? — несколько раз с раздражением бросил я в эфир, все еще рассчитывая возвратить тройку.

Молчание.

Может, я ошибся и расколол эскадрилью? Взгляд на компас. Магнитная аномалия, о которой здесь так много наслышались, поколебала уверенщсть в показании стрелки.

Теория самолетовождения куда-то разом улетучилась. Заблудился?

В момент колебания такая мысль всегда действует ошеломляюще. Поддайся ей — и она схватит тебя в страшные объятия паники. Земля, небо, свой самолет — все покажется чужим. Ох и опасна эта штука — недоверие к приборам! Все слабеет: и память, и воля. Только рассудок и воля могут охладить взбунтовавшиеся нервы.

Сличаю местность с картой и компасом. Железной дороги, отходящей от станции Ржава на Старый Оскол, на карте нет. Она построена только что, перед началом боевых действий. Очевидно, этого не знал капитан и, не взяв в расчет компас, заблудился. А компас с высоты более тысячи метров показывает правильно: аномалия не действует. У нас высота четыре километра.

За какую-то минуту тройка во главе с инструктором скрылась из виду. Подумал о Сачкове. Он не из молодых. Доверчивость? Она нужна, но, как слепая вера, может быть и опасна! Летчику, конечно, надеяться на ведущего надо, но больше всего следует надеяться на себя. В небе с ведущим все может случиться. Его могут и сбить. Если ты не уверен в своих силах, признайся. Тебе помогут. На «авось» никогда не полагайся. Что теперь будет с заблудившимися? Восстанавливая ориентировку, они наверняка будут рыскать кругом и могут напороться на противника. А потом? В лучшем случае приземлятся где-нибудь на самолетах или же с парашютом.

Продолжаем лететь к фронту. Настроение испортилось. Сильно нервничаю. Тревожусь: сумеем ли впятером выполнить задачу?

Вот и поле боя. Из его дыма и гари вынырнул вражеский корректировщик-разведчик. В стороне — блики «мессершмиттов». Их шесть. Они прикрывают своего тихоходного «Хеншеля-126» и, не имея значительного преимущества в высоте, ведут себя пока мирно.