Анна Тимофеева-Егорова - Небо, «штурмовик», девушка. «Я – „Береза!“ Как слышите меня?..

Меня с Настей за невыполнение комсомольского поручения и за «связь с кулаками», не долго думая, исключили из комсомола. С какой же душевной болью положила я на стол перед Толькой Гурьяновым, нашим активистом, свой комсомольский билет! Ему многие возражали, отстаивая нас, но он уперся и долго читал какие-то цитаты из «Капитала» Маркса. Я стояла поникнув, ничего не слыша, ничего не понимая. А дома всю ночь писала длинное-предлинное письмо в обком комсомола, в котором просила разобраться в моем деле, восстановить меня в комсомоле и строго наказать Тольку Гурьянова…

К окончанию школы в комсомоле меня восстановили. На выпускной вечер мы с Настей пришли, как говорили у нас в деревне, разнаряженные «в пух и прах». На нас были черные юбки из «чертовой кожи», белые кофточки из коленкора с матросскими воротниками, на ногах – прорезиненные тапочки и белые носочки. На вечере мы пели песни, читали стихи, танцевали. Нас с Настей, как «морячек», упросили исполнить «Яблочко», и мы с радостью выплясывали, как умели.

Вместе со свидетельствами об окончании школы всем нам дали рекомендации на дальнейшую учебу. Меня и Гурьянова рекомендовали в педагогическое училище, Настю Рассказову – в сельскохояйственный техникум. Никитину, Милову, Лиде Раковой рекомендовали закончить девятилетку и учиться дальше в институте.

Но страницы газет звали нас на стройки пятилетки, и почти весь наш выпуск разъехался кто куда. Все стремились, как тогда говорили, «участвовать в индустриализации страны». Мы хотели работать и учиться.

В то лето брат Василий с семьей отдыхал в деревне. Маме он помог накосить сена для коровы, заготовил дров на зиму. Много рассказывал о Москве, о стройках, о том, что в столице будет подземная железная дорога – метрополитен.

– Это зачем же? – спросила мама.

– Чтобы быстрее добираться до работы, – ответил Вася. – Во многих развитых странах метрополитен построен еще в середине прошлого века – в Лондоне, в Нью-Йорке, в Париже…

Мы все удивлялись осведомленности брата, а больше всего тому, что в Москве будет метрополитен. Неслыханное ранее слово! Про себя я уже твердо решила, что поеду с братом и постараюсь устроиться работать на этой загадочной стройке. Но когда объявила об этом маме, она запротестовала, запричитала: вот, мол, растила, растила детей, а они все разлетаются из родного гнезда, и останется она одна-одинешенька. Вася убедил маму, что в Москве я буду обязательно учиться дальше, – и с тем мы и уехали.

По приезде в столицу я первым делом отправилась искать райком комсомола. С робостью вошла в здание и начала гадать, в какую бы дверь постучаться.

– Что вы ищете, девушка? – спросил меня парень, одетый в спецовку.

– На Метрострое хочу работать!

– Комсомолка?

– Да!

– Пиши заявление, – предложил парень и спросил проходившую мимо девушку: – Куда ее пошлем?

– А что она умеет делать?

– Пока ничего, – ответил он за меня.

– Тогда давай в ФЗУ «Стройуч» Метростроя.

– Добро!

И парень тут же в коридоре у окна написал мне на клочке бумаги адрес училища: Старопетровско-Разумовский проезд, дом 2.

– Езжай на 27-м трамвае до конца, а там спросишь.

И я поехала. В ФЗУ, в приемной комиссии, мне сказали, что Метрострою очень нужны арматурщики. Что такое арматура, для чего она – я не знала, но твердо ответила:

– Хорошо, буду арматурщицей!

Метрострой был стройкой комсомола – «Комсомол-строем», и профессию каждый выбирал себе не ту, что нравилась, ату, какая требовалась. Три с половиной тысячи коммунистов, пятнадцать тысяч комсомольцев в спецовках, касках, «метроходах» (так назывались резиновые сапоги) стояли в авангарде замечательного строительства. И это определило успех: в короткий срок, за три года, была сооружена первая очередь подземки. Работа была тяжелой, но никто не унывал, а девчата ни в чем не хотели отставать от парней. Врачи не пропускали нас на работу под землю, но мы всячески добивались этого разрешения. А когда женщинам категорически запретили работать в кессоне, три делегатки отправились искать правду к самому Калинину.

Председатель Верховного Совета СССР согласился не сразу:

– Как же такое может выдержать хрупкий женский организм? Нет, нельзя девчатам в кессон, рожать не сможете!

– Родим, Михаил Иванович, обязательно родим и метро построим! – убеждали метростроевки Всесоюзного старосту и добились своего – стали работать в кессоне. Нас всех вдохновлял трудовой подвиг белоруски Софьи Киеня – первой в мире девушки-кессонщицы. Но я пока училась в метростроевском ФЗУ «Стройуч». Ежедневно четыре часа практики, четыре часа теории. Учиться было непросто: для нас, «фабзай-чат», игравшие в руках инструктора кусачки становились тяжелыми, падали из рук, когда мы начинали вязать проволоку или откусывать ее. А с чертежами было еще труднее разобраться! Чтобы быть ближе к ФЗУ, я перебралась в общежитие, находившееся там же. Это был целый городок из бараков. В бараке четыре большие комнаты, в комнате в три ряда кровати с тумбочками, посередине – стол. За этим большим столом из досок, покрытым клеенкой, мы и уроки делали, и чай пили. Завтраков, обедов, ужинов как таковых у нас не было. Был хлеб, немножко сахара да кипяток из кубовой. На 28 рублей, которые получали, много не разгуляешься!