Анна Тимофеева-Егорова - Держись, сестренка!

Все было чудесно в то утро — и солнце, и небо, и земля, которая пружинит под ногами, и казалось, только раскинь руки как крылья — и полетишь.

А что в жизни удивительнее полета?..

Помню так. Летное поле с жаворонками-колокольчиками. В ряд выстроились наши самолеты и мы — в синих новеньких комбинезонах, осоавиахимовских шлемах с очками. Каждая группа напротив своей машины.

Начальник аэроклуба принимает рапорт начлета. Все замерли. А ветерок в лицо, дышится легко, свободно. И так хорошо жить на белом свете, так радостно! И думаешь: никогда-то не будет конца ни твоей молодости, ни самой-то жизни…

— По самолетам! — летит команда начальника аэроклуба.

Наш инструктор — Георгий Мироевский садится в первую кабину, во вторую — учлет Тугуши. Мы все очень завидуем товарищу: ему первому посчастливилось подняться в воздух.

— За-апус-кай моторы! — подает команду начлет.

— Выключено! — глядя на техника, стоящего около винта самолета, произносит инструктор. — Зальем!

— Есть, зальем! — кричит техник, проворачивая винт.

— К запуску!

— Есть, к запуску!

— От винта!

— Есть, от винта! — И техник, сильно дергая лопасть — срывая компрессию, — отбегает в сторону.

Винт закрутился, мотор заработал, почихивая чуть заметным дымком. Инструктор выбросил в стороны руки, что означало — убрать из-под колес колодки. И вот самолет плавно порулил к старту.

С инструментальной сумкой, колодками, чехлами мы сидим в «квадрате» и наблюдаем за самолетом. «Квадрат» — это такое место, где находятся все свободные от полета учлеты аэроклуба и техники. Каждый не сводит глаз со своего самолета. Вот наш сделал несколько кругов над аэродромом и приземляется.

Все срываемся встретить его, но техник строго останавливает:

— Пусть-ка одна Егорова встретит.

Ухватившись рукой за дужку крыла, бегу широкими легкими шагами, стараясь не отстать от машины. Инструктор, не выключая мотора, приказывает садиться следующему, а мы окружаем Тугуши и засыпаем его вопросами.

— Ну как, хорошо?

— Хорошо! — отвечает, улыбаясь во весь рот.

— Как хорошо? — спрашиваю я. — И ничуть не страшно?

— Нет, не страшно. —

А что ты видел?

Тугуши задумывается:

— Голову инструктора, счетчик оборотов с зеркалом, в зеркале лицо инструктора.

— И больше ничего?

— Ничегошеньки, — серьезно отвечает Тугуши под наш общий смех.

Подошла моя очередь.

— Разрешите садиться? — обращаюсь к инструктору. Мироевский кивком головы разрешает, и я забираюсь в кабину, пристегиваюсь ремнями, соединяю шланг переговорного аппарата. Стараюсь делать все степенно, не спеша, чтобы не выдать волнения.

— Готова? — нетерпеливо спрашивает инструктор, наблюдая за мной в зеркало.

И, силясь перекричать гул мотора, я кричу:

— Готова!

Через переговорный аппарат получаю указания: в полете инструктор все будет делать сам, а я — только мягко держаться за управление и запоминать действия рулями.

— Старайтесь заметить направление взлета, ориентиры разворотов. Взлетаем!-слышу наконец команду. В воздухе говорит один инструктор:

— Старт юго-западный. Справа Голицыне, Большие Вяземы, слева — железнодорожная станция Малые Вяземы. Выполняем первый разворот.

Я вся — внимание. Стараюсь запомнить, что там, внизу, не упустить бы и работу с рулями самолета…

— Под нами станция Малые Вяземы. А вот здесь второй разворот, запоминайте, — настойчиво продолжает Мироевский.

Когда мы пролетали над пашней, самолет сильно качнуло. Я, бросив управление, ухватилась обеими руками за борта, а инструктор словно и не заметил моего движения.

— Высота триста метров, летим по прямой. Управляйте самолетом!

Вот этого я не ожидала. Но принимаюсь работать педалями, ручкой управления, сектором газа.

Спокойно летевший в горизонтальном полете самолет начал крениться то в одну сторону, то в другую, то задирать нос выше горизонта, то опускать его — как лошадь у плохого седока.

Помню, была у нас в деревне лошадка по кличке Лидочка. Купили ее но дешевке, не зная ее характера. А характер у Лидочки оказался тяжелый. Очень она не любила работать. То не хочет везти воз — ляжет прямо в оглоблях и не встает, пока не проголодается. То задумает седока сбросить и сделает это именно тогда, когда от нее и не ждешь.

Попросили как-то меня отогнать Лидочку в луга. Села я на нее верхом и поехала. Все шло сначала хорошо, но стоило мне ослабить повод, как она сразу же с рыси перешла в галоп — и понесла, понесла… Пытаюсь остановить ее, , дергаю за повод, кричу: «Тпру, тпру!» — куда там! Она несет меня прямо на лес, а я подпрыгиваю на ее спине без седла, ухватившись руками за гриву, и ору что есть мочи: