Ф. Вишнивецкий - Тридцатая застава

— Только пройдут части наших войск, немедленно закрывайте границу. Учтите: в Ольховом будет нелегко, там брод через Днестр, шоссейная и железная дороги, много сомнительных людей устремится в Румынию. Надо действовать осторожно и тактично, ни в коем случае не забывать, что мы не завоеватели. Мы только освобождаем наши исконные земли. Имущество заставы пока передать председателю сельсовета. Ясно? Вот и действуй, солдат, — отпустил он Кольцова. — А мы с политруком еще побеседуем…

Кольцов занялся формированием групп, а Шумилов тем временем знакомил Вайду с правительственной инструкцией, вручил ему удостоверение Президиума Верховного Совета УССР.

— Учтите, Антон Савельевич, в Ольховом вы не только пограничник, но и представитель Советской власти, уполномоченный Верховным Советом создать народные комитеты в освобожденных селениях. Здесь нужна гибкая дипломатия. Понятно?

— Понятно, товарищ комиссар.

Шумилов уехал. Тимощенко, Денисенко и Великжанов вышли на границу снимать наряды. И с наступлением темноты бойцы начали сходиться на заставу. За три года совместной службы не было случая, чтобы вот так все вместе ужинали или обедали за одним столом. Какое-то тревожное настроение овладело ребятами.

— Что ж это получается? — переговаривались между собой вполголоса — Ведь мы открыли границу!

И только после ужина на коротком собрании Кольцов объяснил обстановку и дальнейшие задачи.

Пригласили председателя сельсовета. Когда ему предложили принять хозяйство и подписать акт, он все понял.

— Раз такой поворот, акт подпишу, и хозяйство будет в полной сохранности, но и я с вами…

— А кто же Лугинами будет командовать? Нет, Симон Сергеевич. Не Кравецкого же оставлять на хозяйстве…

— Так вы хоть Ванюшку возьмите… Беда там случилась с братом этой девушки. Видите, как убивается…

— Их возьмем. И врача этого. С группой политрука пойдут…

Узнав об этом, Недоля прибежал к Байде:

— Товарищ командир! Я знаю там все ходы и выходы, мы с Вандой сейчас же туда двинемся и до вашего прихода все разведаем…

— Вы вот что, товарищ Недоля, — вдруг непривычно строгим тоном оборвал его политрук, — без моего разрешения ни шагу! Понятно? Выступаем все вместе…

Ровно в два ноль-ноль группа Кольцова бесшумно, как привыкли ходить пограничники, двинулась на правобережье, а Байда и Тимощенко, усадив своих бойцов на эмтеэсовские машины, взяли направление на Ольховое.

«Прощайте, Лугины… Свидимся ли когда?» — думали ребята, покидая село, с которым за три года так много пережили…

Сотрудничая с немцами, поручик Морочило не задумывался над тем, как можно назвать его отношение к своему народу. Ведь красные, был убежден Морочило, против которых борются абвер и двуйка, являются врагами Польши. Об этом открыто говорят в Варшаве государственные деятели. Уж кому-кому, а маршалу Рыдз-Смиглы можно верить. «С немцами мы рискуем потерять свою свободу, а с русскими мы потеряем свою душу…» — сказал главнокомандующий.

Хорошо сказал. Он, Морочило, не хочет, чтобы его отчизна потеряла душу. Поэтому, выполняя задания Штольце, а потом Шмитца, уверял себя в том, что работает во имя спасения польской души. И совесть не тревожила его. А что касается личной свободы, то, имея такого хозяина как абвер, нечего беспокоиться…

Но вот началась война. Смятение охватило поручика: немецкие танки, орудия, самолеты обрушились не только на свободу страны — они уничтожают тысячи людей, разрушают города и села, рвут в клочья тело Польши. Что же теперь будет с ее душой?

Мечется поручик с оперативной группой по своему участку. В Ольховом попали под бомбежку и не успели предотвратить бегство многих бунтовщиков. Куда они могли бежать? Ясно — на восточную границу. Спешно выехали в Лугины, в имение Кравецкого.

Появление советских пограничников на польском кордоне не было для стражи неожиданностью. Противоречивые приказы, панические слухи о событиях на западе страны, массовое бегство населения на восток — все это захлестнуло нового начальника кордона, и он без единого выстрела сложил перед Кольцовым оружие. А что иное можно было предпринять в этой несусветной путанице?

— Теперь к Кравецкому! — торопил Голота. — Он должен ответить за кровь Миколы и его родителей…

— Отставить, Симон Сергеевич! — охладил его пыл Кольцов.

Однако бой пришлось принять. Прибывшая с Морочило группа жандармов встретила пограничников беспорядочной стрельбой, но вскоре рассеялась, не причинив никакого вреда. Голота с обнаженным клинком все порывался в дом помещика: слишком много обид накопилось у старого конника.