Ф. Вишнивецкий - Тридцатая застава

Отдохнув в густой поросли подлеска, Кравецкий после полуночи следующего дня осторожно пробирался к границе, не чувствуя за спиной никакой опасности. Все его внимание было сосредоточено на том, как незаметнее пройти оставшиеся два-три километра. И когда сзади раздалось тихое: «Стой! Руки вверх!» — он даже не испугался.

— Гражданин, вы забыли свой чемоданчик.

Чемоданчик он действительно оставил на месте привала за ненадобностью.

— Ах да, вот растяпа… Знаете, после работы в Овруче грибков хотел поискать и заблудился… Спасибо… — и протянул руку к чемоданчику.

— Не беспокойтесь, мы поможем и на дорогу выведем.

В темном лесу не видно было его лица, но голос спокойный, словно он разговаривал со случайным встречным.

— Очень вам благодарен. Мне надо спешить в Казатин, в утренней смене работаю…

— Поедем в Казатин и дальше, там и познакомимся с вашей работой.

— Не понимаю… Вы что-то путаете. Я рабочий железнодорожного депо станции Казатин… Василий Федорович Буц…

— Что ж, заедем с вами и в депо. А теперь руки назад и двигайте к той станции, где вы сошли Не вздумайте бежать — пуля догонит…

Кравецкий, видно, понял, что игра а прятки закончена, и всю дальнейшую дорогу молчал. Привезли его в Збручск. Как и все нарушители, он снова попытался выкрутиться, немного изменив легенду: раньше, мол, действительно работал в депо, но поссорился с мастером, бросил работу. И вот уже несколько месяцев вынужден жить случайными заработками. Приходится много разъезжать…

Все это было слишком наивно, чтобы долго упорствовать; после первого допроса и очной ставки с Адамом Стручковским и Иваном Недолей Кравецкий-Буц раскрылся, но не до конца. Свою встречу с Ярченко и Коперко-Таратутой категорически отрицал.

Итак, из трех воспитанников берлинской шпионской школы лишь Ганс Брауниц упорно придерживался легенды о «политическом убежище», помня угрозу, что в случае предательства интересов райха отец и сестра будут расстреляны.

Полагая, что они ловко увернулись от опасности и замели следы, Фризин-Ярченко и Коперко-Таратута продолжали действовать, но уже под «контролем» наших охранных органов. Прошло почти два года, пока действующие лица этой небольшой главы не по собственной воле снова встретились с посланцами Карла Шмитца. К тому времени умерли родители Стручковского, не дождавшись своего Адася, были расстреляны отец и сестра Ганса Брауница в Моабитской тюрьме, не дождался наследника бездетный пан Кравецкий, мечтавший все годы о возвращении потерянных в революцию владений…

И памяти по себе не оставили, разве что Карл Шмитц иногда вспоминал своих агентов. О Стручковском до него дошли слухи, что тот погиб на границе при возвращении. В действительности Адам был легко ранен во время задержания, а потом, после первого допроса, пытался симулировать помешательство, но безуспешно. Больше всего тревожило Карла отсутствие сведений о Браунице. Он знал, что его родителей гестапо расстреляло, и все еще надеялся, что тот даст о себе весть. Ведь версия об эмиграции по политическим причинам была разработана с дальним прицелом. Если ему посчастливится акклиматизироваться в красной России, он еще послужит paйху.

Пережитое за последние дни у многих на заставе вызвало тревожные раздумья. Никто из начальства не предъявлял бойцам и командирам каких-либо конкретных обвинений, но люди не могли избавиться от чувства вины за смерть Семенюка. Кольцову казалось, что будь он на месте происшествия да выстави усиленный наряд, — ведь работали люди у самой границы, — можно было предотвратить это бандитское нападение. Еще больше было оснований для угрызения совести у Байды. Он-то мог предупредить людей, когда заметил подозрительное оживление в поместье Кравецкого. При разговоре с Голотой у него даже мелькнула такая мысль: убрать людей из опасной зоны. Потом устыдился, боясь прослыть паникером.

— Не кажется ли тебе, Сергей Васильевич, что мы незаметно превращаемся в обыкновенных чинуш, что ли, как-то обюрократились и полагаемся только на приказ? Ведь за все время у нас не было большого, настоящего разговора с комсомольцами. А это же важнейшая обязанность коммунистов. И на место Семенюка надо избрать достойного человека. Вот давай и проведем собрание, поговорим с ребятами, послушаем их.

— Я тоже думал об этом. Хорошо бы пригласить кого-нибудь из отряда, скажем, комиссара.