Ф. Вишнивецкий - Тридцатая застава

Фризин молча разделся, старательно закрыл ставни, включил свет и, заметив настороженность гостя, ворчливо процедил:

— Итак, начинаем с недоверия…

— Что вы, Афанасий Семенович! Обычная осторожность. В нашем деле ко всему надо быть готовым…

— Пожалуй, вы правы. Вот и давайте о деле. Вы, я вижу, обо мне достаточно информированы. Мне тоже надо знать…

— Понимаю. Доверие прежде всего. — И Коперко коротко сообщил о себе то, что резиденту положено знать. — Как видите, земляки и, можно сказать, товарищи по несчастью. Хотя ваша земля никуда не денется, а от моей фабрики, должно быть, и следа не осталось.

— Так что же от меня требуется?

— Я уже говорил: прежде всего пристроить где-нибудь вашего покорного слугу. Скажем, хотя бы в Збручске…

— Это исключено, — перебил Фризин. — Пограничная зона.

— Но это необходимо…

— Ваша профессия?

— Инструктор лыжного спорта, боксер, по совместительству бухгалтер. Могу преподавать немецкий язык…

— Не выйдет. Можно попытаться парикмахером или по торговой линии.

— И прекрасно.

— Но не сейчас. Вам оставаться здесь нельзя. Поезжайте в Одессу, к моим знакомым, и ждите вызова. Без специального разрешения в Збручске не появляться. Из Одессы советую съездить в Базавлук. Запомните: Барышник Моисей. Присмотритесь к нему. Может пригодиться…

До полуночи длилась беседа. Разрабатывался план действий, явки, связи. Коперко достал из чемодана портативную рацию, передал шифр.

— Старшему диспетчеру известно движение разных эшелонов, в том числе и военных. Все это очень интересует шефа. Ну и дислокация, численность приграничных гарнизонов…

— Насчет гарнизонов трудно.

— Ничего, сумеем подсчитать и солдатиков, и пушечки, и танки с самолетами. Только не задерживайтесь с вызовом.

Так началась тайная работа, результаты которой сказались через много лет. Пока Фризин писал письмо к своим знакомым в Одессу, гость составлял текст первой радиограммы. Он был предельно краток и безобиден: «Братья здоровы. Готовим багаж. Южный Виталий».

— Передадите дней через пять…

А недельки через две в парикмахерской Збручска появился новый мастер — Юрий Таратута.

То затухая временами, то вспыхивая с новой силой, метель продолжалась почти до конца месяца. Поисковые группы сбились с ног, но обнаружить хоть какие-нибудь следы нарушителя не удалось. Никаких утешительных сведений не поступило и от оперативной группы второго эшелона. И жизнь в маленьком гарнизоне заставы проходила в постоянном напряжении.

А время бежало. На смену метелям наступили теплые солнечные дни с небольшими заморозками по утрам. Сугробы снега таяли, расползались ручейками, образуя тихие лужи в колдобинах, что очень затрудняло и без того нелегкую службу.

Приближался чернотроп — самый опасный период для пограничника. И в эти дни наконец обнаружили след нарушителя: в поле, невдалеке от Збручска, нашли лыжи и маскировочную накидку. Значит, враг, перехитрил, прорвался-таки той метельной ночью и где-то уже вершит свои черные дела…

Старший лейтенант Кольцов и старшина Тимощенко допоздна засиделись в кабинете, разрабатывая план охраны границы в условиях чернотропа. За этот месяц Сергей Васильевич от служебных забот, от мыслей о семье, которая все еще почему-то задерживается в Кольчугине, хотя все условленные сроки давно минули, осунулся, потемнел.

И политрука до сих пор нет. Кольцов почти ежедневно звонил в комендатуру капитану Птицыну и в штаб отряда Шумилову, но каждый раз слышал успокаивающие ответы:

— Еще немного продержись, солдат. Скоро все станет на свое место…

И он держался. Март был уже на исходе, а обещания так и оставались обещаниями. Вчера стало известно, что раненого политрука после госпиталя не то отчислили в запас, не то перевели на другую, более спокойную работу.

— Вам, старшина, пора отдыхать. Поверять наряды перед утром пойду я с комсоргом. А после поверки проскочу в комендатуру. Надо решать что-то с политруком. Сколько можно тянуть?

Не заезжая на заставу, Кольцов и Семенюк после поверки направились в комендатуру. Утро выдалось тихое, прозрачное. Лошади шли шагом, косясь на придорожные кусты, где из-под слежавшихся листьев уже пробилась нежная зелень. Кольцов любил верховую езду, любил вот такие минуты; когда можно отрешиться от всех забот и отдохнуть. Уже собирался сделать небольшой привал на полянке между кустами, как из-за леска, на повороте, показалась знакомая тачанка.