Ф. Вишнивецкий - Тридцатая застава

Эти беглые мысли о прошлом родной земли мешаются в голове Батаева с еще не остывшими впечатлениями недавних боев. Кровь, смерть, дымящиеся развалины…

Разрушительная гитлеровская машина движется сюда, чтобы втоптать в землю сады, превратить в развалины селения и города…

Говорят, Гитлер… Но как может один человек, даже помешанный на идее разрушения, зажать в кулак миллионы и толкнуть их на преступления?!

Обо всем этом давно думано и передумано, об этом знает весь мир. и все же сегодня эти мысли назойливо лезут в голову. И глаза Батаева, может, в последний раз, смотрят на то, что возводилось и строилось здесь при его непосредственном участии.

Вот три пруда каскадом спадают с востока на запад, почти под прямым углом к речке, блестят, словно исполинские зеркала, — в них тоже есть частица его, Батаева, труда. На юг и на север густой зеленью темнеют сады. А по левую сторону прудов высятся корпуса новой районной больницы, школы-десятилетки — он закладывал первый камень в их фундамент…

Даже Дурынкин хутор, как называют неизвестно почему часть поселка по правую сторону прудов, тоже принарядился, посветлел за эти годы.

Пока подразделения готовят оборону. Батаев спешит на все насмотреться. Кто знает, что здесь останется после боев. Долго продержаться на этих прудах не удастся, но и уйти без боя нельзя. Надо задержать врага хотя бы на два-три дня.

Поздно вечером Батаев встретился со своим другом Евгением Байдой в штабе армии. Они крепко обнялись, понимающе посмотрели друг другу в глаза, обменялись успокаивающими фразами:

— Ничего, Аркадий Никанорович! Нам, старикам, не привыкать, не такое видали, сдюжим…

— Сдюжим, конечно, сдюжим, Евгений Савельевич! Как же иначе?

Даже улыбались, оглядывая друг друга, и только по сдержанному дыханию и прерывистой речи было понятно, как обоим тяжело в эти минуты. Не такой встречи они ожидали.

Заметно похудевший, подтянутый, как солдат, в военном френче, какие обычно носили в те времена советские и партийные руководители, Евгений Байда совсем не походил на кабинетного работника. Да он уже и не припомнит, когда заглядывал в свой кабинет.

Еще в начале июля, после обращения ЦК партии к народу, райцентр превратился в военный лагерь. Все пошли в народное ополчение и истребительные батальоны.

Каждое утро приходили ополченцы на площадь перед школой, где помещался штаб истребительного батальона, неся за плечами охотничьи ружья, учебные винтовки и сумки с противогазами, куда вместе с респираторами запихивали завтрак, курево и прочие мелкие принадлежности, чтобы не растерять при перебежках, переползаниях, бросках… Кое у кого торчали за поясом случайно раздобытые настоящие боевые гранаты. Таким завидовали: «карманная артиллерия» — грозное оружие!

Выборные командиры выстраивали свои подразделения, и площадь превращалась в тактический полигон… Потом появлялся Евгений Байда, и начинались тактические занятия. Ходили в атаки на воображаемого противника, форсировали Базавлук, брели по пояс в мутной воде, отражали атаки танков, которых многие не видели ни разу в своей жизни, разве что на картинках. Одним словом, готовились защищать свои сады, дома, школу, больницу — это была их Родина.

И все эти дни по дорогам на Днепропетровск, Никополь, Запорожье двигались встречные потоки: к фронту спешили боевые части, а на восток — беженцы, раненые, подразделении, разные специальные команды. Шли и шли, не останавливаясь…

Только к вечеру в пятницу, тринадцатого августа, воинские части, двигающиеся с запада, не ушли на восток, развернулись вдоль реки и прудов по левому берегу, начали спешно рыть землю, устанавливать пулеметы, орудия. А в школе и больнице появились военные врачи, девушки-санитарки с походным имуществом. И поняли садоводцы, что наступило время настоящих боев. Тогда-то и пошел Евгении в штаб армии: пусть принимают под свою команду народное ополчение.

— Сколько у вас штыков? — спросил начальник отдела.

Евгений Савельевич подавил усмешку. Он и раньше встречал подобных людей и такой язык понимал, но не любил его.

— Штыков у нас, товарищ начальник, немного, но драться они будут каждый за десятерых. Нам бы еще винтовок сотни три, да несколько пулеметов, да две-три пушечки… Артиллеристы есть у нас толковые!

— Совершенный пустяк требуется, — с горечью протянул штабной командир. — Вы хотите, чтобы отдел занялся формированием новой части? Да знаете ли вы, что противник у нас на плечах сидит? Это на ходу не делается. Кто за оружие отвечать будет? Ведь они и присяги не принимали…