Анна Ермолаева - Пена 1

– Вот и ладненько, вот и молодец. Лежи спокойно, миленький. Скоро транспорт придет и повезут тебя в госпиталь. Повезло тебе, миленький. Ноги, руки целенькие и обгорел не сильно чтоб. Лицо совсем не пострадало, почти. Ты поспи, миленький,– услышал Ленька, как сквозь вату, почти угадывая слова, на пределе слышимости и обрадовался этому обстоятельству так, что у него заурчало в животе.

– Я сейчас тебе каши принесу,– отреагировала как нужно сестричка и исчезла из поля зрения, а в поле этом опять появились носилки напротив, с той самой культей в бинтах, но теперь весь этот кровавый натюрморт на Леньку впечатление произвел не столь стрессовое, как в первый раз. Может быть потому, что стучать перестал калека, а руку кто-то заботливо зафиксировал бинтами. Только слегка дергалось плечо и Ленька, приподняв голову, разглядел собрата по несчастью, забинтованного так, что он не понял лицом или затылком голова его к нему повернута. А в уши полезли звуки, наливаясь силой и эмоциями. Слух явно возвращался не по дням и часам, а по минутам. Сестричка появилась с миской алюминиевой и принялась пихать Леньке в рот кашу гречневую, приговаривая ласково:

– С тушёночкой, тепленькая еще, кушай, миленький,– и Ленька послушно глотал теплую кашу, не чувствуя ее вкуса, а потом провалился вдруг сразу в дремоту, убаюканный голосом медсестры. Очнулся уже в грузовичке, куда его заволокли санитары на носилках и, потревожив при этом ожоги, разбудили. Ленька взвыл, когда его за плечи и ноги, переложили с носилок на дощатое покрытие, слегка припорошенное соломой.

– Голосистый,– одобрительно прохрипел один из санитаров – дядька с рыжими усами.– Раз орет – значит, будет жить служивый,– поставил он диагноз незамысловатый и, подсунув под голову Леньке солдатский сидор, крякнул сочувственно и присел рядом.– Поехали,– крикнул он, повернув голову в сторону фанерной кабины полуторки.– Полна коробочка.

– Курнешь?– спросил Леньку санитар, несколько минут спустя, заметив, что тот вытаращился в затянутое облаками небо. Ленька мотнул отрицательно головой. Курить ему не хотелось, хотя курил он с детства, но сейчас просто забыл о том, что такая дурная привычка вообще существует.

– Ну, смотри,– философски буркнул санитар.– Аль некурящий?– Ленька опять мотнул головой отрицательно, и санитар понял его, проворчав:

– Бывает. Меня в финскую, когда зацепило миной и кишки вывернуло, так я цельную неделю продержался без этого зелья. Чуть вовсе не отвык. А потом ни че. Оклемалси,– грузовичок встряхнуло на очередной колдобине и санитар, шепотом матюгнувшись незамысловато, поправил сидор под головой Леньки, скривившегося от боли и прикусившего губу, а потом рявкнул на весь лес, по которому колдыбала полуторка:

– Эй, лапоть сельский, живых людёв везешь ить, паскуда. Сучий ты сын…– в конце санитар добавил непечатно пару десятков слов и в результате этого авто поехало тише и плавнее.

– От жеж, гад. Пока не обложишь семиэтажным, ни хрена не сооброжат,– удовлетворенно фыркнул санитар, поудобнее пристраиваясь рядом с запасным колесом, на которое медработники свалили кучей различное имущество. В основном сидоры с сухпайками.

Полуторка, скрипя и скрежеща коробкой скоростей, ползла полдня и к вечеру вкатилась на улочки железнодорожной станции, разбитой в пух и прах авиацией.

– Легкие, сами прошу, выгружайтесь,– скомандовал санитар сопровождающий.– Шевелись, шевелись, мужики,– и Ленька, к своему удивлению сел и при этом, схватившись за борт обшарпанный и избитый в щепки, сумел остановить головокружение. Слегка поплыло все вокруг, секунд на несколько и даже уши слегка заложило при этом, но потом изображение вполне прилично прояснилось, и двоиться перестало, выбив при этом и пробки ватные из ушей. Тарахтел мягко двигатель полуторки, стонали легкораненые сквозь зубы и жалобно в полный голос вскрикивали перемещаемые "тяжелые". Ленька встал на трясущиеся ноги и оглядел себя, на сколько это было возможно. Окинул взглядом ноги в кирзачах с прогоревшими голенищами и торчащими сквозь пропалины портянками, остатки комбеза, местами едва сохранившегося, и натянутого в медсанбате прямо на бинты.

– Красавец,– поставил он сам себе оценку и услышал за спиной голос санитара:

– А че? Парень ты видный. Я бы свою дочь хоть час засватал. Вона живучий какой, опять жа. Баловень ты, сержант, как ни крути. Одежка вся сгорела почитай, одне погоны остались, а тебе, вижу, как с гуся вода. Через пару недель будешь, как огурец. Верное слово, у меня глаз наметанный.