Виктор Зубенко - Уроки жизни

Нервы у деда, конечно, были на пределе, а меня от возбуждения била мелкая дрожь. Есть не хотелось, но мы перекусили. Я понимал, что нас ждёт бессонная ночь и продолжение рассказа. Баба Саня постелила мне в одной комнате с дедом, что бы нам было удобно разговаривать. Сама тоже не уходила, что-то вязала и ждала продолжения. На улице уже была ночь, светили звёзды, да и луна была полной и яркой.

Когда начали раздеваться, я внимательно смотрел на тело деда. Оно было во многих местах в шрамах. На руках, на плечах, спине и животе, везде были мелкие и крупные шрамы. О ногах я вообще не говорю, одна нога была просто искорёжена и тоньше, чем здоровая.

– Деда, а что это за шрамы, – спросил я осторожно и тихо.

– А это внучек от лёгких ранений на войне и фашистских побоев, только вот с ногой было всё серьёзно, но об этом попозже расскажу.

Мы легли в кровати, баба Саня осталась с нами, свет не выключали, наступила тишина. Видно было, как дед собирался с мыслями. Потом он тяжело вздохнул и продолжал:

– И всё-таки, мне повезло, внучек, мне посчастливилось бежать. Как-то нас гнали на работы через деревню. И вдруг началась стрельба, автоматные и пулемётные очереди. Несколько охранников упали как подкошенные. Началась паника, суматоха, и я незаметно юркнул в щель под забором и быстро пополз по высокой траве. На улице стреляли, орали, а потом всё стихло, и я услышал, что немцы громко кричали: «партизанен, партизанен». Я ещё отполз и вдруг услышал, что кто-то тихо меня зовёт. Пожилая женщина звала меня к себе жестами. Я заполз в сарай, она быстро откинула солому и открыла люк.

– Быстро туда спрячься, здесь тебя не найдут, – прошептала она. Я быстро спустился вниз, и крышка захлопнулась, зашуршала солома. Было темно и тихо. Я руками пошёл по стенке, оказалось, подвал был не большой, но человек десять в него могли поместиться. На полу было много соломы, пахло свежестью и теплом. Я лёг и стал ждать. Я не верил случившемуся, моему чудесному спасению. Видно было, что в этом подвале люди уже прятались от фашистов. Не знаю, сколько прошло времени, но я чувствовал, что много. Я задремал и наконец, услышал шуршание соломы и люк открылся.

–Вылезай, – услышал я тихий шёпот той же женщины. Я тихо вылез, была глубокая и тёмная ночь и тишина. У меня защемило сердце.

– Неужели я на свободе, – с удовольствием подумал я.

– Пойдём в хату, накормлю тебя, только тебе много нельзя есть, а то помрёшь, – тихо сказала она.

– Как тебя зовут? – Степан, – вздохнул я. Она зажгла лучину, окна плотно закрыла шторками, – а меня тётка Марфа.

На столе появились картошка в мундирах, молоко, краюха хлеба. Я немного поел и меня затошнило.

– Хватит, сказала она, – давай помойся немного, а то на тебя страшно смотреть. Не бойся, в деревне немцев нет, приезжают иногда пограбить, да вот вас, пленных через село гоняют, но только днём.

Она принесла теплой воды, корыто.

– Давай Степан раздевайся, – сказала тётка Марфа, – да не стесняйся ты, там не на что смотреть. Я быстро помылся, она помогала, в доме никого не было.

– А где все ваши родные, – тихо спросил я.

– Да два сына, таких как ты, воюют, где-то, ни слуху от них, ни духу. Может, и писали, но мы сейчас под немцем в оккупации. А дочку угнали в Германию. Что теперь с ней и где она, не знаю. Говорят, издеваются фашисты, над нашими детьми вон, что с тобой сделали, – и заплакала.

– Мужа на днях вот убили, изверги, – плача, рассказывала она, – сказали, что он партизан. Да какой он партизан, за семьдесят уже перевалило. Вот и осталась одна.

– Сам-то откуда будешь Степан, вдруг спросила она.

– Да в Казахстане, считай, на границе с Китаем я живу. А мои предки из-под Воронежа переехали ещё в прошлом веке. Так и живём там дружно с казахами, да и русских там много и другие национальности живут.

– Да милок, далеко забросила Вас судьба, – промолвила тетка Марфа, будто знала где это, «рядом с Китаем».

– Везде живут люди, где нас нет, – многозначительно промолвила она.

Потом я всё ей рассказал вкратце, где живу, про семью, детей, как воевал, как был в плену, как бежал. Тётка Марфа только охала, да ахала и плакала, часто, вытирая глаза передником.

– Спасибо тебе большое тётка Марфа, что спасла меня от верной погибели, что накормила, обогрела. Не могу я подвергать тебя опасности, уходить мне надо. Тётка Марфа выслушала и промолвила:

– Да я же тебя как сына своего спасала, может и его кто-нибудь в трудную минуту спасёт, обогреет и накормит. Господь, то есть на свете!