Владимир Малыхин - Наследник

врача, несколько раз водила его гулять по Москве, а один раз после того, как они посмотрели в

кинотеатре "Ударник" какой-то фильм, Маша пригласила его к себе домой на чашку чая. В тот вечер

она познакомила его с матерью, которой он весь вечер жестами и невообразимой мозаикой слов

старался объяснить, что ее дочь Катьюша-Маша спасла ему жизнь и есть самая прекрасная на этом

свете сестра милосердия... Машина мать, улыбаясь, слушала, угощая гостя чем бог послал, а когда

Маша, проводив его, вернулась домой, спросила ее, не кажется ли Катьюше-Маше, что ее дружба с

британцем зашла слишком далеко... Маша огрызнулась и ушла в другую комнату. "Нет, нети нет! —

твердила она себе ночью, лежа в постели. — Я люблю Виктора и только Виктора. Антон — это

просто так, романтика..., легкий флирт хорошенькой сестры милосердия с раненым морским волком...

У нас ничего никогда не будет. . Я знаю свой рубеж"...

За день до своего отъезда в Англию Антони пригласил Машу на прощальный ужин в ресторан

"Националь". Маша согласилась, но сказала, что придет с подругой. Она пришла со своей подругой,

соседкой по квартире Зойкой Кузнецовой. Антони заказал роскошный ужин с вином. Зойка за столом

шепнула Маше:

— Я такой вкуснятины сто лет не ела, а ты?

Маша незаметно шепнула в ответ:

— Я тоже, но делай вид, что это нам не в диковинку. Ясно?

— Угу, — кивнула головой Зойка.

Были танцы. Интересные русские девушки пользовались успехом. Их, с разрешения Антони, то и

дело приглашали на танец. Но когда Зойку Кузнецову один из них, военный летчик, пригласил к себе

в номер, она чуть не залепила ему пощечину и не закончив танца, убежала к своему столику. В конце

ужина Антони заказал оркестру "Катюшу", и они с Машей на виду у всей подвыпившей публики, под

шумные аплодисменты и одобрительные возгласы, исполнили нечто среднее между вальсом,

фокстротом и румбой...

Вышли из ресторана в два часа ночи. Антони попросил какого-то знакомого военного англичанина,

у которого машина имела ночной пропуск и стояла возле ресторана, отвезти его знакомых девушек

домой. Тот согласился. Антони поехал с ними.

Мать Маши работала в ночную смену и он уговорил Машу разрешить ему остаться до утра. Он

говорил это ей на том смешанном англо-русском жаргоне, который был понятен только им. В ту ночь

произошло то, чего так боялась ее мать...

Утром, прощаясь с Машей, Антони предложил ей уехать с ним в Англию и стать его женой.

— У меня есть небольшой капиталец в одном солидном банке, и я обеспечу тебе достойную

жизнь.

— Какой капиталец? — отрешенно смотря на него пустыми глазами, говорила Маша. — Зачем мне

твой капиталец? Уходи, ради бога. Уходи...

Он, волнуясь, говорил ей какие-то длинные английские фразы, которые она не понимала, да и не

желала понимать. Она твердила свое:

— Уходи. Ради бога, уходи... — Антони понял, что говорить с ней в таком состоянии бесполезно.

Он уже в прихожей достал из пиджака кителя конверт и сунул его в первый попавшийся под руку

карман какой-то висевшей на вешалке одежды. Когда за ним захлопнулась дверь, Маша бросилась на

диван и зарыдала.

* * *

...Вынимая утром из общего почтового ящика вечернюю почту, Зойка Кузнецова увидела

треугольник письма со штампом полевой почты. Прочитав кому письмо и откуда, она радостно

вскрикнула и вбежала в комнату Маши с письмом, зажатым в поднятой руке:

— Пляши и пой, подружка! Тебе письмо с фронта от твоего обожаемого маркиза!

Маша поднялась с дивана, протянула руку и сухо произнесла:

— Давай!

— Нет! Танцуй и пой! — не унималась Зойка и стала сама притопывать, словно собираясь пройти

по кругу.

— Давай, тебе говорят! — раздраженно крикнула Маша и тут же бессильно опустилась на диван.

Зойка удивленно высоко подняла тонкие подкрашенные брови.. — Давай же! — устало сказала Маша.

Не нужно шуток, Зойка. Не надо. Мне и так тошно.

Зойка осторожно подошла к Маше, положила письмо ей на колени и на цыпочках вышла из

комнаты, тихо притворив за собою дверь. Маша схватила письмо, встала с дивана, быстро подошла к

окну, зачем-то посмотрела треугольник письма на свет и стала не спеша разворачивать.

Маша прочитала письмо с ходу, стоя у окна. Потом прочитала еще и, упав в кресло, прочитала в

третий раз. Через несколько томительных мгновений, показавшиеся стоящей за дверью Зойке

вечностью, она услышала глухие рыдания подруги. Зойка вихрем ворвалась в комнату с криком: