Владимир Малыхин - Наследник

дворовому псу. Хорошо, говорит, тебе живется, кацо, тебя хозяин бережет за то, что ты его бережешь,

а у меня какая жизнь? Барашка режут и меня за одно, корову режут и меня за одно, свинью забивают

и меня за одно. — Сорокин поднял палец: — Вот так-то, братец. По-русски это означает: лес рубят —

щепки летят! Не превратись в жареного цыпленка...

Он опять прошелся по кабинету и, обернувшись к Виктору, вдруг сказал, — слушай, а не махнуть

ли тебе сейчас, вместе с твоей благоверной в дальние края? Возьми внеочередной отпуск и в путь-

дорогу. Путевки в месткоме есть. Я бы на твоем месте махнул...

* * *

Возвращаясь домой, Виктор увидел на двери своего подъезда кем-то наклеенный, вырезанный

газетный заголовок: "Покончить с ротозейством в наших рядах". А под ним красным карандашом:

Дружинину В.Г.! Виктор сорвал газетную вырезку. Но на другой день на двери была нарисована

мелом шестиугольная "Звезда Давида”. Виктору стало не по себе. Он стал нервничать и дома и на

работе. Опасаясь самого худшего, он, однажды придя с работы, достал из заветного места

привезенные из Москвы, сохраненные в свое время Анной Семеновной фотографии их арестованных

друзей семьи и бросил их в огонь. Он видел, как они превратились в черные трубочки, вспыхнули

ярким пламенем и стали пеплом. На глазах Виктора выступили слезы, щеки пылали от стыда. "Трус я

и последняя сволочь", — подумал он — рыцарь на час, трясогузка болотная!"

Виктора по ночам стали мучить кошмары, а днем — все валилось из рук, работа не клеилась. —

"Надо ехать в отпуск, а там видно будет, — решил он. — Сорокин прав".

* * *

Утром Виктор написал заявление на имя Сорокина, а вечером в месткоме ему вручили две путевки

в дом отдыха под Новосибирском.

* * *

5 марта 1953 года на своей даче под Москвой скончался Сталин.

* * *

На другой день вечером к Дружининым пришел Нодель. В прихожей его встретила заплаканная

Маша. Помогая ему снять пальто, она шептала:

— Что теперь будет, дядя Марат? Что теперь будет?

Он погладил ее по голове и прошел в комнату. По радио ансамбль скрипачей Большого театра

исполнял Бетховена...

Виктор сидел в углу дивана и широко раскрытыми глазами, не мигая, смотрел перед собой. Нодель

молча сел рядом с ним, положил руку ему на колено и проговорил:

— Во всех пивных полным полно... Пьют. В январе двадцать четвертого, когда хоронили

Владимира Ильича, мы не пили... — Он высоко поднял седые брови и спросил: — А почему? — И тут

же сам себе задал вопрос: — А почему я, старый пень, вообще их сравниваю? Как можно сравнивать

небо и землю? Черное и белое? Великого человека и тирана?

Он сидел и разговаривал с самим собой. Виктор внимательно посмотрел на Ноделя и заметил, что

он слегка пьян.

— Дядя Марат, вы тоже его помянули?

Нодель усмехнулся:

— А почему бы мне сегодня тоже не зайти в шинок? Я тоже захотел там выпить, кое за что... Разве

я не имею на это право?

Виктор опустил голову и ничего не ответил. Стон скрипок не умолкал. А Нодель продолжал свой

монолог:

— Историк Грановский в день смерти царя Николая Первого сказал: — Неудивительно, что царь

умер, удивительно, что мы еще живы... И я сейчас хочу повторить эти слова.

Маша посмотрела испуганными глазами на Ноделя, потом на Виктора. Нодель медленно протирал

лоскутком очки, Виктор продолжал задумчиво смотреть в одну точку.

— Я поставлю чайник, — сказала Маша. — Будете, дядя Марат?

— Спасибо, Машенька, — ответил Нодель, поднимаясь с дивана, — но я сейчас пойду домой. Мне

надо лечь и уснуть. Я хочу повидать во сне мою бедную Розу и рассказать ей о том, что произошло на

этом свете. Ей это обязательно надо знать. Она мне будет за это очень благодарна.

Маша испуганно переводила глаза с Ноделя на Виктора и с Виктора на Ноделя. Виктор тяжело

поднялся с дивана и положил ей руку на плечо:

— Выпей чаю и ложись отдохни. Я провожу дядю Марата и вернусь.

Когда они ушли, Маша взяла с кресла старого плюшевого мишку, укрылась теплым пледом и

улеглась на диван. Стон скрипок не умолкал. Вдруг за стенкой затявкал соседский пудель. Маша

вздрогнула от неожиданности, подумала:

— Господи, как все перепутано в этом мире...

Пуделю, очевидно, досталось от хозяйки за неуместное тявканье, послышалось его жалобное

попискивание, но вскоре он умолк и Маша снова оказалась во власти скорбных скрипок.

* * *

На улице Нодель сказал Виктору: