Сергей Антонов - В городе древнем

— Евдокия Павловна, вам карточки дали? Прописали?

— Да, да, Миша… Наверное, и ты руку приложил? Спасибо тебе!

— За что?.. И ты, Борис, не тяни, оформляй все…

Поговорили о том о сем, а тут подоспел чай. Степанов захватил с собой граммов двести хлеба и несколько кусков сахара. Намеревался отдать сразу, да совсем забыл. Сейчас вспомнил, достал из кармана шинели, положил на стол. За скромным чаем Борис вдруг яростно сжал кулаки:

— Эх вы! Нину чуть не загубили! Она здесь родилась, выросла, хотела работать с вами. А вы!..

И по тому, каким Степанов неожиданно увидел Бориса — ожесточившимся, решительным, с глазами, не предвещавшими ничего хорошего, — он понял, что этот невысокий и не богатырского склада, прекрасно воспитанный Борис, поклонник Блока и Тютчева, способен на решительные поступки.

Евдокия Павловна незаметно для сына дотронулась до колена Степанова рукой, как бы предостерегая его.

— Боря, — как можно осторожнее сказал Степанов, — Нину в комсомоле восстановили… Работает… Ну не в Дебрянске, в другом городе. Разве это так важно? Так ей самой, может быть, легче…

Но Борис словно не слышал:

— Когда я вернулся и увидел Нину, я поразился ее глазам. В них не было жизни. Я пришел к ней в сарайчик. Как она обрадовалась мне! Как будто я сделал для нее невесть что. Какая она была ласковая! Как ловила каждое доброе слово, каждый знак внимания и доверия!.. Больше ей ничего и не нужно было…

Борис отпил глоток чаю, но чай застревал в горле, и Борис отставил чашку.

— Ты говоришь, работает, восстановили. Но такие травмы не проходят для человека даром. И никто не виноват. Вот в чем дело: нет виноватых!

Степанов, который ни одним словом не перебил Бориса, приложил ладони к вискам, сжал голову. В голове звон становился пронзительным, жгучая боль все чаще и чаще быстрой молнией пробегала в затылке.

— Что с тобой, Миша? — первой заметила неладное Евдокия Павловна. — Голова?

— Ничего… Ничего…

— Аспирина бы таблетку… Но аспирина нет. Хотя подожди…

Она поднялась, достала из-под койки маленький фанерный чемоданчик и стала копаться в нем.

От керосинки в землянке заметно потеплело, но это всего на каких-нибудь полчаса. У потолка запах копоти был ощутимей, крепче. Лампадка у черного лика в углу, заметил Степанов, не горела.

— А где же хозяйка? — кивнув на икону, спросил он, лишь бы нарушить молчание.

— В область уехала, — ответила Евдокия Павловна, задвигая чемодан обратно под койку. — Вот, Миша… — Она подала ему порошок в желтоватой провощенной бумаге. Евдокия Павловна явно дожидалась момента, когда можно было вмешаться и притупить остроту разговора, успокоить сына: — Вот я и говорю, Боря, что непросто все. Конечно же!.. И с Ниной непросто.

Степанов всыпал порошок в рот и запил остатками чая.

— Непросто, — подхватил Борис. — Наши предки разбили шедших на Русь половцев, монголо-татар, псов-рыцарей, шведов, поляков, французов… Мы разобьем и этих фашистских недоносков, которые, на свою беду, не знают истории. Но какая будет жизнь на этой трижды испепеленной земле? — спросил Борис, не обращая внимания на старания матери и Степанова успокоить его.

— Такая, какую мы все заслужим своими делами. Не лучше и не хуже.

— Вот я вернулся… Что мне теперь делать? Скажи…

— Хотя я и не директор, говорю: приходи к нам в школу работать и будь непримирим к пошлости, нежеланию думать, мещанству.

— В школу? Я же не кончил вуза!

Борис рос без отца и после окончания школы, вместо того чтобы, как большинство одноклассников, поступить в институт, пошел библиотекарем на прядильную фабрику. Он не мог, как говорил, сесть на шею матери: на одну стипендию не проживешь, а мать бы выбивалась из сил, но обязательно подбрасывала ему деньги. Библиотекарем Борис стал неплохим, кроме того, иногда читал лекции о литературе, и они пользовались успехом у молодежи.

— Не кончил вуза. Неважно. Есть такие, кто кончил два, а толку от них — грош. Преподавай черчение, труд, физкультуру, пение… Хочешь — немецкий, ты хорошо его знаешь…

— Да ну его к черту! Теперь его учить и силой не заставишь. А вот черчение… — Борис задумался. — Черчение, пожалуй, смог бы с грехом пополам… До прихода дипломированного… Эх, библиотеку бы мне… Собрать из ничего, выбить из области и работать… Очень даже привлекательно!

— Так приходи, Борис, в понедельник… Чего откладывать? Вера тебя знает. С Галкиной мы поговорим. Впрочем, прийти можешь уже завтра — на станцию, на воскресник…