Сергей Антонов - В городе древнем

Нина видела, как все вышли со двора и зашагали к соседнему дому. Ей очень хотелось пойти вместе с ними, вместе со всеми склонить голову перед размытым дождями холмиком, постоять в молчании минуту-другую, по стародавнему обычаю отдавая дань уважения погибшему. Но какое отношение она имеет к делу, за которое отдал свою жизнь Евлампиев? Нет, она не причастна к этому делу. Не причастна…

Степанов остался в райкоме до выздоровления. Однако трех дней из предписанных врачом не долежал: вставал, ходил и, наконец, отправился в школу.

Момент, о котором он столько думал, наступил.

Совсем иначе представлялся ему когда-то этот день. Более торжественным, каким-то особым…

Трех человек встретил Степанов на пути от райкома до школы. Все еще пустынный, безлюдный Дебрянск! Да и не мог он быть сейчас иным. Но Степанову казалось, что за время, которое он бездарно провалялся в больнице и в райкоме, за это разуплотнившееся, медленно тянувшееся время, что-то должно было измениться во внешнем облике города…

Степанов явился в школу за добрых полчаса до начала уроков. В маленькой учительской комнате — собственно не комнате, а отгороженной тесом половине коридора, делившего дом, — Вера проверяла тетради.

Увидев Степанова, она лишь подняла голову в очевидном намерении посвятить ему минуту-другую и вернуться к главному — работе. Ответила на приветствие, спросила, как здоровье.

— Ты знаешь, совсем неплохо. Я думал, будет хуже… Что у тебя?

— Говорят, Акимова видели в Девяти Дубах…

— В Девяти Дубах? Почему же там?..

— Опять слухи, — устало махнула рукой Вера.

— А может, не только слухи? — раздумывая, проговорил Степанов. — Чего только не бывает!..

Но Вера уже склонилась над тетрадями.

Отсутствующим взглядом Степанов посмотрел на нее, потом в окно, снова на Веру: «Поговорили о пропавшем без вести или погибшем ее муже и должны заняться каждый своим делом… Неужели вот так и нужно, вот так и будет?»

Подошли Владимир Николаевич, Паня, однако и разговор с ними не рассеял какого-то недоуменного состояния Степанова. Но он заставил себя отрешиться от него: прочь ненужные раздумья! Он пришел в школу на свой первый урок!

Когда прозвенел звонок, стали стихать ребячий топот и шум, Степанову, который остался один в коридоре, почудилось пение. Откуда?! Радио? Но ведь радио в городе еще не было. С улицы? Может быть. Но вот он различил слова песни «Широка страна моя родная…» и ускорил шаги.

Он шел, а голос, вот теперь можно было сказать — девичий голосок, тихонько и осторожно выводил:

И вдруг пение оборвалось. Его заметили.

В дальнем закутке коридора на куче поленьев, наверное напиленных из подгнивших поваленных дерев, сидела девочка. Степанов всмотрелся. Ира!

— Извини, Ира. Я, наверное, тебе помешал.

— Нет, Михаил Николаевич, нет… — Девочка встала.

«Вот же с чего надо начинать!» — подумал Степанов.

— Ну, пойдем на урок.

Он потянул на себя высокую и тяжелую дверь и, поздоровавшись, вошел в класс. Полтора десятка мальчиков и девочек встали со скамеек перед некрашеными столами, приветствуя нового учителя.

Степанов осторожно рассматривал ребят. Леня Калошин с широко раскрытыми глазами… Мальчик с пепельно-серым лицом, в отцовском пиджаке с широкими полосками и подвернутыми внутрь рукавами, кажется — Толик Корнеев… Девочка без ботинок, в одних чулках…

— Как же ты пришла? — спросил ее встревоженный Степанов.

Смущенная девочка встала:

— Я… Меня мама провожала… Я ботинки ей вернула: сестре на работу идти… А потом мама принесет… Я не босиком, нет…

Степанов кивнул, разрешая ей сесть, и обратился к детям:

— Дорогие ребята! Как я рад видеть вас в школе… — Голос Степанова пресекся.

Как несравнимо мало он может дать этим изголодавшимся, измученным человечкам! Они сидели притихшие, ожидая от него умного и проникновенного родного слова.

— Почти два долгих и тяжелых года, — продолжил Степанов, — вы жили, как чужаки, в своей собственной стране. Враги пытались навязать вам дикие мысли и чувства, отбивая память о родном и привычном. Не вышло! И не могло выйти! — Он помолчал. — Я хотел бы начать свой первый урок с вами с песни «Широка страна моя родная…»

От неожиданности ребята стали переглядываться: петь на уроке литературы? Потом почувствовали, что это не просто урок и не просто песня, а начало новой жизни, ее ознаменование, и, когда Степанов затянул: